Кроме того, на беспристрастный взгляд, Джованни уже не казался таким невзрачным, как некогда. Милостью природы он облысел, и голая макушка не напоминала причудливый шутовской колпак, как спутанная копна черных волос, росшая там прежде. Он все еще был близорук и носил очки, но операция на роговице избавила ученого от астигматизма, и теперь глаза за стеклами выглядели добрыми и мягкими, а вовсе не косыми. Джованни остался тощим, но кожа под воздействием лет и погоды огрубела, натянулась. Внешность этого мужчины средних лет никто не назвал бы отталкивающей. Его бледность и хрупкость теперь скорее трогали, чем ужасали.
Он был ошеломлен, когда впервые осознал, что женщина использует на нем его собственную возбуждающую технологию, и быстро пришел к заключению, что она, должно быть, из тех, кто применяет чары на каждом, но постепенно Джованни стал привыкать к мысли, что им действительно восхищаются и его желают. Со временем секреция соблазняющего пота стала объектом нового этикета, в соответствии с которым ее беспорядочное использование выглядело проявлением дурного тона, тем более что теперь само собой разумеющимся считалось, что все могут любить друг друга и без помощи возбудителей.
Вежливость требовала, чтобы образованная, цивилизованная личность применяла секрецию Казановы эпизодически и благоразумно, чтобы деликатно показать свой эротический интерес, не обижаясь, если он не получит ответа. Новый кодекс поведения развивался, и Джованни с удивлением обнаружил, что частенько становится объектом обольщения, так что он некоторое время наслаждался сексуальным успехом. Конечно, многих молодых женщин в первую очередь интересовали его богатство и положение, но он не придавал этому значения, - в конце концов, мог же он воспользоваться своими статусом и состоянием, которых добился собственным трудом.
Так или иначе, он любил их всех. Он любил всех, и все любили его.
Таким стал теперь мир.
Вот так Джованни Казанова наконец-то приспособился к родовому имени. Он оправдывал репутацию своего величественного тезки год или два, а потом решил, что прелести такого образа жизни сильно переоценены. Джованни осчастливил материнское сердце, вновь женившись, но этот раз на женщине, воскресившей в его памяти детские воспоминания об уже пожилой матушке. Новую невесту Джованни звали Жанин. Она родилась в Манчестере и делала карьеру в области косметической цитогеники (что в 2036 году было ближайшей к парикмахерскому искусству сферой). Она была гораздо моложе Джованни, но разница в возрасте супругов ни капельки не волновала.
Джованни и Жанин постоянно баловали друг друга самыми утонченными психохимическими ласками и научились играть восхитительнейшие дуэты на затейливых гормональных инструментах, изобретенных Джованни. Но они также питали друг к другу - и позднее к своим детям - особое чувство, выходящее за рамки простой химии и физиологии: высокую любовь, бывшую целиком триумфом доброй воли. Это сокровище, верили они оба, никогдане вышло бы ни из одной пробирки Джованни.
Так что, обладая этими благами, они жили долго и счастливо.
Впрочем, как и все остальные.
This file was created with BookDesigner program [email protected] 07.07.2008