Мэриан еще не осмеливалась полностью осмыслить, что же произошло ночью. Временами ей все казалось чем-то ненастоящим, порой в полусне она думала, что, возможно, это были всего лишь ее фантазией, она все вообразила. Однако с болью, которая пока еще не полностью овладела ею, она сознавала, что действие совершилось и принадлежало ей. Даже Джеймси казался всего лишь соучастником, его мотивы она даже не пыталась обдумать — такой незначительной казалась доля его ответственности. Именно она сделала то, что имело значение. Поступила ли она правильно, предоставив Ханне это последнее — свободу распорядиться жизнью по-своему, превратить в свою собственность? Когда Ханна наконец захотела разбить зеркало, зайти за ворота, могла ли Мэриан оставаться ее тюремщицей? Это уже больше не был старый образ свободы, который мог заставить ее действовать сейчас. Власть Ханны, ее царственное право распорядиться собой по своему желанию — вот что волновало в патетической финальной сцене ее заточения. В этот момент Мэриан не могла быть ей сторожем. К ней вернулось воспоминание о Джеймси, стоящем на коленях на полу, и о Ханне, плавно скользящей мимо. Но правильно ли она поступила? Она еще не могла осмыслить всего, но уже знала, когда со стоном терлась лбом о холодное оконное стекло, что приняла на себя кровавую вину, за которую придется расплачиваться.
Никто не мог стать ее судьей. Но был один человек, который мог ей помочь. Это Дэнис, потому что он был чист и потому что он любил Ханну. И хотя он не в состоянии стать ее судьей, по крайней мере, если это будет необходимо, он мог — она чувствовала — быть ее палачом. Дэнис и Питер приедут вместе. Теперь их образы странно соединились в ее мозгу. Ее задача была защитить Ханну. Она выполнила ее, но слишком буквально. И теперь она оказалась как бы на месте Ханны, — возможно, на нее падет топор. Она повернулась, чтобы в сотый раз посмотреть на подъездную аллею.
Вдалеке у ворот показалась машина, медленно приближаясь по разрушенному гравию. Это был не «лендровер», но и не «хамбер». Совершенно незнакомая машина. Мэриан смотрела на нее в страхе и замешательстве. Неужели совершенно новый чужой человек приезжает в Гэйз из внешнего мира? Может, врач или инспектор — тот, кто оценит положение, во всем разберется, все объяснит… Машина приблизилась к дому, остановилась. Затем открылась дверца, и вы шел Дэнис. Он был один.
Мэриан повернулась и вылетела из своей комнаты. Ее каблуки громко простучали по коридору и вниз по ступенькам. Дом, по которому она бежала, отдавался эхом, как будто уже освободился от людей, его населявших, и от их вещей. Когда она очутилась на террасе, там уже никого не было. В тот момент Дэнис как раз поднимался по ступеням. Она увидела его напряженное лицо, измученное и опустошенное. Когда он на нее посмотрел, его черты внезапно смягчились, и он крепко ее обнял. Теперь он выглядел привычным и в то же время каким-то обновленным. Но она со сгоном прижалась к его плечу, вспомнив, что он еще ничего не знает.
Его одежда насквозь промокла, затвердела от грязи и песка. Немного отодвинувшись от него, она крепко его прижала, нисколько не заботясь о том, что их могут увидеть из окна.
— Где Питер?
Дэнис крепко стиснул ее предплечья, как будто для того, чтобы уберечь ее от падения. Они стояли, как два борца.
— Питер? Ты не слышала?
— Нет.
— Питер утонул.
Мэриан прислонилась к балюстраде, притянув его к себе. Небо над его головой стало нежно-бежевого цвета. Дождь прекратился.
Она едва могла говорить.
— Утонул? Как?
— Мне не следовало возвращаться прибрежной дорогой. Огромный поток обрушился с Дьявольской Дамбы. Машина вышла из под контроля и упала в море. Я успел выбраться, а Питер — нет. — Он продолжал держать ее, пристально глядя ей в глаза, как будто она своим вниманием могла спасти его от ужасных воспоминаний. Он добавил: — Его сейчас привезут.
В отдалении на аллее появилась другая машина.
Он сказал:
— Давай зайдем и скажем Ханне.
Мэриан ухватилась за него, пытаясь удержать. Ее рот приоткрылся, она что-то забормотала, но не могла найти слов. Затем откинула голову и издала долгий хриплый крик. А после этого сказала, все еще пристально глядя на него, очень тихим голосом:
— Слишком поздно. Ханна умерла.
Он на минуту закрыл глаза. Затем освободился из ее объятий и повернулся к ней спиной. Заплакав, она тронула его за плечо, и вдруг увидела, как медленно приблизилась вторая машина, привозя наконец Питера Крен-Смита домой.
Эффингэм вел «хамбер» сквозь дождь с ночи до утра, и о Ханне и Питере узнал в одной из удаленных от моря деревушек. Макс и Алиса были с ним. Они поехали по окружной дороге и дважды сбивались с пути, а однажды им пришлось остановиться из-за поднявшейся воды. Кэрри, еще две горничных и слуга следовали за ними в «остине», но в темноте вскоре потеряли их из виду. Остановились на постоялом дворе позавтракать — здесь им и сообщили новости.
«Хамбер», проваливаясь в намытые дождем глубокие канавы, полз по подъездной аллее в Гэйз как раз в тот момент, когда тело Питера Крен-Смита заносили в дом. Эффингэм оставил Алису помочь Максу. Он взбежал на террасу, остановился, озираясь вокруг, и почувствовал себя лишним — глупым и любопытным. Эмоциональный настрой увиденной сцены не оставил его равнодушным. Он последовал за процессией в дом. Мэриан стояла в холле. Она показала на дверь гостиной, плотно прижав носовой платок к губам. Дэнис, закрыв лицо, лежал на ступенях. Казалось, он упал с огромной высоты. Никто не обратил внимания на Эффингэма — внезапно он стал посторонним и хотел, как посторонний, найти кого-нибудь, кому можно было бы сказать: «О, я сожалею, я так сожалею».
Алиса с Максом медленно открыли дверь, и показался подъехавший «остин». Мэриан прошла мимо Эффингэма и села на нижнюю ступеньку. Она положила голову на перила и заплакала, негромко всхлипывая. Эффингэм смотрел, и ему казалось, что он не может установить какую-то связь с Мэриан и Дэнисом, вид их горя вызывал у него отвращение. Остальные собирались за его спиной. Он быстро перешагнул через ноги Дэниса и взбежал по ступеням, по коридору — к комнате Ханны.
Ворвался в нее и остановился в полном замешательстве. Теперь светило солнце, и комната казалась яркой, почти радужной, словно она не знала, что произошло. Часы беспечно тикали. Последние остатки огня догорали в камине. Только на ковре около двери — темное пятно, и ящики письменного стола открыты, а бумаги разбросаны повсюду на полу. Но все остальное было прежним. Пампасовая трава и сухой лунник, жесткие и неподвижные, стояли в вазе. Фотография Питера взирала на комнату под тем же самым углом. Чувствовался знакомый запах торфа и виски. Казалось, через секунду из соседней комнаты появится Ханна. Затем, стоя там в одиночестве, он услышал тяжелые шаркающие шаги. Макс с Алисой шли за ним по коридору, и на мгновение он почувствовал неистовое желание броситься к двери и помешать старику войти.
