— Пан изволит быть чехом? — раздалось за нами на чистом и правильном чешском языке.
Мы удивленно обернулись на голос. Там не было никого, только большая черная саламандра сидела на камне, держа в руке какой-то предмет, похожий на книжку. Во время нашего путешествия мы встретили уже несколько саламандр, но не имели до сих пор случая вступить с ними в беседу. Любезный читатель поймет поэтому наше изумление, когда на таком пустынном побережье мы увидели саламандру, да еще к тому же услышали вопрос на нашем родном языке.
— Кто здесь разговаривает? — воскликнул я по-чешски.
— Это я взял на себя смелость, — ответила саламандра, почтительно приподнимаясь. — Я не мог совладать с собой, услышав впервые в жизни чешскую речь.
— Откуда, — поразился я, — вы знаете чешский язык?
— Я как раз сейчас развлекался спряжением неправильного глагола «быть», — ответила саламандра. — Между прочим, этот глагол неправильно спрягается на всех языках.
— Как, где и для чего, — допытывался я, — научились вы по-чешски?
— Мне случайно попала в руки эта книга, — ответила саламандра, протягивая мне книжку, которую она держала. Это был «Чешский язык для саламандр», и страницы учебника носили на себе следы частого и прилежного пользования им.
— Она попала сюда, — продолжала саламандра, — вместе с партией других книг научного содержания. Я — мог выбрать себе «Геометрию для старших классов», «Историю военной тактики», «Путеводитель по доломитным пещерам» или «Принципы биметаллизма». Но я предпочел эту книжку, которая Сделалась моим неразлучным другом. Я уже знаю ее всю наизусть и все-таки каждый раз нахожу в ней новые источники развлечения и полезных знаний.
Моя супруга и я выразили неподдельную радость и изумление но поводу правильного и, в общем, довольно внятного произношения саламандры.
— К сожалению, здесь нет никого, с кем я мог бы говорить по-чешски, — скромно сказал наш новый друг, — а я, например, не уверен, как будет творительный падеж множественного числа от слова «дверь» — «дверями» или «дверьми».
— Дверями, — сказал я.
— Ах нет, дверьми! — воскликнула моя супруга.
— Не будете ли вы так любезны сказать мне, — спросил с горячим интересом наш милый собеседник, — что нового в стобашенной матушке Праге?
— Она разрастается, мой друг, — ответил я, обрадованный его любознательностью, и в нескольких словах обрисовал ему расцвет нашей золотой столицы.
— Как приятно слышать такие вести, — сказала саламандра с явным удовлетворением. — Скажите, висят, ли еще на Мостовой башне головы казненных чешских панов? [В Праге на Староместской башне Карлова моста были вывешены головы двадцати семи руководителей чешского восстания против власти австрийской династии Габсбургов, которые после поражения в битве у Белой Горы были захвачены в плен императорскими войсками и 21 июня 1621 года казнены.]
— Что вы, давно уже нет, — ответил я, признаюсь, несколько озадаченный таким вопросом.
— Ах, как жалко! — воскликнула симпатичная саламандра. — Это был редкостный исторический памятник. До чего грустно, что столько известнейших памятников погибло во время Тридцатилетней войны! Если не ошибаюсь, земля чешская была превращена в пустыню, залитую слезами и кровью. Счастье еще, что не погиб тогда родительный падеж при отрицаниях. В этой книжке говорится, что он отмирает. Я был бы этим очень огорчен.
— Вы, значит, увлекаетесь и нашей историей? — радостно воскликнул я.
— Конечно, — ответила саламандра. — Особенно белогорским разгромом и трехсотлетним порабощением. Я очень много читал о них в этой книге Вы, несомненно, чрезвычайно гордитесь своим трехсотлетним порабощением. [После поражения чешского дворянства в битве у Белой Горы (8 ноября 1620 г.) Чехия на 300 лет (до 1918 т.) лишилась государственной самостоятельности.] Это было великое время, сударь.
— Да, тяжелое время, — подтвердил я, — время неволи и горя.
— И вы стонали? — с жадным интересом осведомился наш друг.
— Стонали, невыразимо страдая под ярмом свирепых угнетателей.
— Я очень рад, — облегченно перевела дух саламандра. — В моей книжке так и сказано. Я очень рад, что это правда. Это превосходная книга, лучше чем «Геометрия для старших классов средних школ» Я охотно побывал бы на том историческом месте, где были казнены чешские паны, равно как и в других знаменитых местах, где вершилось жестокое бесправие.
— Так приезжайте к нам, — предложил я от всего сердца.
— Благодарю за любезное приглашение, — поклонилась саламандра. — К сожалению, я не столь свободен в своих передвижениях…
— Мы могли бы купить вас! — вскричал я. — То есть я хочу сказать, что при помощи национальной подписки можно было бы собрать средства, которые позволили бы вам…
— Искреннейше благодарю вас, — пробормотал наш друг, явно растроганный. — Но я слышал, что в Влтаве — неважная вода. В речной воде мы заболеваем тяжелой формой поноса.
Немного подумав, саламандра прибавила.
— К тому же мне было бы тяжело расстаться с моим любимым садиком.
— Ax, — воскликнула моя супруга. — Я тоже страстная садовница! Как я была бы вам благодарна, если бы вы показали нам произведения здешней флоры!
— С величайшим удовольствием, дорогая пани, — ответила саламандра с любезным поклоном. — Но не послужит ли для вас препятствием то обстоятельство, что мой любимый сад находится под водой?
— Под водой?
— Да. На глубине двадцати двух метров.
— Какие же цветы вы там разводите?
— Морские анемоны, — ответил наш друг. — Несколько редких сортов. А также морские звезды и морские огурцы, не говоря уже о коралловых кустах «Блажен, кто вырастил для родины своей одну хотя бы розу, один хотя бы черенок», — как говорит поэт. [строки из стихотворения чешского поэта-классика Франтишека Ладислава Челаковского (1799— 1852), входящего в его сборник «Роза столистая».]
К сожалению, пришла пора расстаться, так как пароход давал сигналы отправления.
— А что бы вы хотели передать, пан… пан… — запнулся я, не зная, как зовут нашего друга.
— Мое имя Болеслав Яблонский [псевдоним чешского сентиментально-романтического поэта Карела Эугена Тупого (1813-1881).], — застенчиво подсказала саламандра — По-моему, это красивое имя. Я его выбрал себе из моей книжки.
