Когда я выпрямился, Орегон заговорил.
— Пожалуйста, — произнес он с довольно странной интонацией, но по-английски. Я увидел на его руках царапины. Он показывал взглядом на дверь. — Мы хотим бежать. Мы хотим свободный.
Я покачал головой.
— Мне очень жаль, — сказал я так тихо, как только мог.
Орегон прыгнул вперед и схватил меня за руку. Он оказался сильнее обычного человека. Я не знал, наблюдает Луис за происходящим или нет, но, если честно, мне было все равно. Я увидел, что в другой руке Орегон сжимает заостренный с одной стороны камень.
— Я не могу, — сказал я.
— Не принадлежать здесь, — сказал он, отпуская меня. В его голосе определенно звучали гордость и вызов.
Луис сказал, что нельзя быть с ними дружелюбным. Но я остался; я хотел объяснить.
— Боюсь, что все-таки принадлежите. Вы созданы для этого места. Созданы для людей. Так же, как и я. Без них нас бы не было. И мы не можем сбежать.
Орегон не выглядел благодарным. Он поскреб лицо. Я видел, что он был переполнен грустью и страхом. Он кивнул и, казалось, понял. Тогда он попросил о помощи по-другому. Он показал пальцем на меня, потом на себя и на Питу, которая уже проснулась и сидела, глядя на меня большими испуганными глазами.
— Ты, — сказал Орегон. — Делать умирать.
— Что?
— Убить. Нас.
В уголке его глаза появилась слеза, скатилась по щеке.
— Тогда мы… — он с силой провел заточенным камнем по руке. Кровь потекла тонким ручейком.
— Не делай этого, — сказал я и посмотрел по сторонам, ища, чем остановить кровь.
Неандерталец сказал:
— Делать так. Если не делать свободный. Мы хотим умереть.
Я вытащил из кармана листовку, которую дала мне Леони, прижал смятый листок электронной газеты к ране Орегона, и пока она впитывала кровь, увидел, что там появилась новая статья.
ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ОПАСАТЬСЯ ЗА ЖИЗНЬ ПЛЕМЯННИЦЫ КАСЛА
По некоторым данным, племянница Алекса Касла, Одри Касл сбежала из дома своего дяди. Сегодня утром в 11:34 она была замечена бегущей по Хэмпстед-Хай с позитроном в руках. Одри Касл — дочь великого журналиста и активиста Лео Касла, который был убит вместе с женой в результате сбоя в программе их домашней Эхо. Полиция получила полную свободу действий и начала погоню. Они будут стрелять на поражение.
«Дозор „Касл“» призывает своих читателей оказывать Одри любую помощь, мешать полиции задержать ее или причинить вред.
Я посмотрел на Орегона и собрался уходить.
Дверь открылась, но я не спешил. Застыв на месте, я смотрел в открывшийся проем. Теперь я понимал, что не смогу вечно смотреть на Луну и мечтать о побеге.
И продолжал стоять на сухой и пыльной земле загона, пока в моей голове не родился план.
— Хорошо, — сказал я им. — Решайте сами. Если хотите, идем.
Орегон зарычал, обращаясь к Питу и прижимая листовку к руке. Он подгонял ее, указывая на дверь. Питу не хотела покидать пещеру и казалась напуганной. Она имела на это полное право. Что ждало их снаружи?
— Мы свободный. Сейчас, — сказал он. — Он помогать.
Но Луис уже был там. Он вошел в загон в сопровождении Зета-1. В следующую секунду он ткнул мне в грудь электрошокером. Разряд был очень сильным: я отлетел назад, упал, и мое сердце остановилось на четыре секунды.
Вокруг стало темно — Луис переключил стекло в темный режим, чтобы никто не видел, что происходит внутри. Хотя в тот день было немного посетителей — вчерашние протесты их отпугнули. Да никто бы и не стал волноваться за какого-то Эхо.
Но тогда я об этом не думал. Я вообще с трудом мог думать, такой сильной была боль. Но дело было не только в ней. Разряд электрошокера ослабил всю мою нервную систему и нарушил электронную схему. Когда сердце вновь заработало, оно билось быстро — 360 ударов в минуту — и мое сознание заработало с гиперскоростью. В мозгу проносилась картинка за картинкой. Лицо Розеллы, когда она смотрела на мертвых игуан, Элис, поднимающаяся на задние ноги, Одри — и ужас, написанный на ее лице, когда она поняла, что я Эхо. Боль, которую я испытывал, была болью мира, к которому я никогда не буду принадлежать.
Луис стоял надо мной. Он ударил меня в живот. Он не был сильнее меня, но у него было оружие. И Зета-1.
— О, это просто идеально, — произнес Луис, поглаживая подбородок. — Я бы сам не придумал лучше. Знаешь, что сейчас будет?
Наказанием за молчание был еще один удар в живот.
— Тебя уничтожат прямо здесь. Но не я. И не Зета-1, и не тигры. Нет, нет, нет. Кое-кто другой.
Он повернулся к неандертальцам. Те стояли рядом. Орегон обнимал Питу, которая дрожала, прижавшись к нему.
— Они.
Луис огляделся и поднял большой обломок камня.
— Давай, — сказал он Орегону. — Тебе же нужна свобода, не так ли? Ну что же, ты можешь получить ее. Единственная плата, которую я с тебя возьму, — это размозженный череп этого Эхо. Ты понял меня, пещерный человек?
И он заговорил, передразнивая Орегона:
— Убить Эхо! Вы свободный! Ух-ух? Ух-ух? Понял, доисторический болван?
Орегон задумчиво смотрел на Луиса. Он поскреб свою клочковатую темную бороду и высокие, четко очерченные скулы.
— Ты врать. Люди врать.
Луис улыбнулся.
— Нет, я не вру, Орегон, не вру. Скажу прямо: ты мой худший кошмар. Кошмар для всех нас. Для Зоны Возрождения. Для всего этого места. Рекламная катастрофа. Посмотри-ка на это… — он вытащил одну из интерактивных листовок, которые отобрал у Леони, и ткнул в нее пальцем. — От вас сплошные неприятности! Лучше бы вас вообще не возрождали! Даже мистер Касл теперь понимает, что вы — ошибка. Его чуть не убили из-за того, что он держит вас тут. Но любую ошибку можно исправить. Итак, все, что вы должны сделать, — убить этого Эхо, а потом сбежать. Может быть, вам даже удастся размозжить голову какому-нибудь человеку. Люди будут напуганы и — о, сюрприз! — перестанут вам сочувствовать. И Зона Возрождения уже не будет им казаться таким уж плохим местом. Так что я говорю серьезно: убейте его и бегите. Вы свободны. Вы нам больше не нужны.
Я лежал на пыльной земле. И смотрел на лицо Одри на оборотной стороне листовки, которую держал Луис.
Он поставил ногу мне на живот и держал электрошокер в нескольких миллиметрах от моего лица. А еще там был Зета-1, который целился в меня из позитрона. Если он выстрелит, я просто исчезну. От меня не останется даже пятна.
На секунду Луис отвернулся от Орегона и посмотрел на меня; его глазная камера щелкнула, запечатлевая мои страдания.