Вернулся из Никарагуа, где шли бои, и сандинистская пехота пробиралась по топким болотам, и к минометным стволам прилипала болотная тина, а индейцы на легких каноэ пробирались в протоках и устраивали засады колоннам грузовиков, и у раненого сандиниста из груди пузырилась кровь. Когда он прилетел из поездки, у него началась лихорадка. Врачи лечили его по кубинской методике, вгоняя лошадиные дозы вакцины. Он бредил, все мерещился рыжий поток Рио-Коко, старая пушка в каплях дождя, и в небе над соснами летит американский разведчик. Он очнулся на третий день и увидел ее в изголовье. Простоволосая, бледная от бессонного бдения, она тихо улыбнулась, положила ему на лоб свою прохладную руку.
Те страшные московские дни, когда гибла страна, и бессильные танки уходили с московских улиц, и на них бушевали толпы в своем безумном слепом торжестве, испепеляя великую Родину. На всех площадях стучали молотки, строили эстрады для рок-музыкантов, а ему казалось, что строят эшафоты и его повлекут на плаху. Он бродил всю ночь, видя, как сносят памятники, скалывают с фасадов золоченые надписи, и под утро пришел домой. Она встретила его молча, с темной тоской в глазах, и они сидели, взявшись за руки, боясь, что их разлучат на этом тонущем корабле.
Она уходила на испытание звездолета, и он провожал ее до границ космодрома. Она была в легком комбинезоне, сотканном из серебра. Целуя его на прощание, предчувствуя неизбежное расставание, его будущее одиночество, его молчаливые слезы в ночи, она сказала:
«Помнишь, как неслись наши санки? Как качалась беличья шкурка над твоим столом? Какая мерзлая и горькая была гроздь рябины, что повисла над нашим оконцем?» Она ушла, превратилась в лучистую вспышку, в золотистую росу, оседавшую на осенние леса.
Садовников плавал в озере, и с воды взлетали тихие блески, уносили кому-то весть, что свидание их состоялось.
Вышел на берег, оделся. Вера ждала его в тени прибрежных кустов. Лицо ее было задумчиво и печально. Он легонько коснулся ее волос.
Заброшенная бетонная трасса вела их сквозь леса, которые вдруг распахнулись, отодвинулись в сторону, превратившись в синие волнистые дали. И открылось огромное поле, в волнах серебристого ветра. Бетонка исчезала в этих ветряных травах, и ее продолжением служили три длинные, вытканные цветами дороги, ведущие к горизонту и исчезавшие среди ветра, цветочной пыльцы и небесной лазури. Казалось, над полем пролетел неведомый сеятель. Сыпал семена волшебных цветов, а потом взмыл и исчез в небесах. Семена распустились соцветиями неземной красоты и нежности.
— Я никогда не видела таких цветов, — сказала Вера, наклоняясь к золотым лепесткам с голубой сердцевиной. — Они так чудесно пахнут, в них такое целомудрие и святость.
Три дороги — сиреневая, алая и золотая — начинались у их ног, волновались от ветра, и казалось, что среди цветов мчатся вдаль три крылатых существа, переливаясь вспышками света.
— Это цветущее поле — космодром, с которого улетели к созвездию Льва три звездолета. Их траектории отмечены цветами, и ты права, таких цветов не знает Земля. Зато на звезде 114 Лео все опушки и лесные поляны в этих цветах.
У края поля росла одинокая осина с зыбкой сверкающей кроной, в которую залетал ветер, шелестел, теребил листья, и казалось, в осине поселилась беспокойная стая птиц, машет стеклянными крыльями.
— Здесь мы сядем, и я открою тебе мою тайну. Ты спросила меня, кто я такой? Здесь, под этим деревом, у этого поля мне будет легче тебе объяснить.
Они сели на теплую землю, в трепещущую розоватую тень. Коричневый корень выступал из земли, и на нем дремала крохотная мохнатая гусеница. Близкое поле волновалось неземными цветами, от которых исходила дивная сладость. Садовников чувствовал, как в душе волновалось чудесное сокровенное знание, его заповедная тайна, которой был готов поделиться с любимой женщиной. Он вздохнул, провожая глазами волну волшебных цветов, побежавших вдаль через поле. И начал рассказ.
— Никто не знает, что еще во время войны, когда войска штурмовали Кенигсберг и Варшаву, Сталин создал сверхсекретную организацию под названием «Институт Победы». Вождь собрал в этот институт не конструкторов самолетов и танков, не полководцев и директоров предприятий, не героев фронта и тыла, а историков и философов, священников и антропологов, писателей и музыкантов, сказителей и психологов, математиков и физиков. Этот институт состоял из множества отделений, которые были разбросаны по всей стране, не имели общего центра, единого помещения, явного руководства. Каждое подразделение не знало, чем занимается соседнее, и результат исследований складывался как мозаичное изображение, состоящее из отдельных частичек. Секретность исследований превышала ту, что впоследствии окружала атомный проект и ракетное производство. Это была организация нового типа, подобная тем, что теперь называют сетевыми. Чем занимался этот таинственный институт? Сталин чувствовал, что Победа в этой кромешной войне далась не только гением полководцев, не скорострельностью пушек и крепостью брони, а могучими таинственными силами, витавшими над полями сражений, явленными в поведении миллионных армий и отдельных солдат. Энергии, таившиеся в глубинах русской истории, проснулись и двинулись на помощь окровавленным советским дивизиям, поселились в душах атакующих пехотинцев, в истерзанных телах пленных подпольщиков, в сердцах малолеток, вставших к токарным станкам. Божественные энергии Света, благодать неба излились на русский народ, приносящий в кровавых боях христову жертву, не пускающий Тьму пролиться в земную историю, заслоняющий своими пробитыми сердцами гибнущее человечество. Целью Института Победы было изучение этих энергий, управление этими энергиями, создание на основе этих энергий цивилизации Света, расы бессмертных совершенных людей. В институте изучались исторические хроники и священные тексты, волшебные сказки и языческие волхования, русская поэзия от «Слова о полку Игореве», стихов Пушкина и Гумилева до поэзии Симонова и романов Шолохова. Здесь изучалась психология героизма и жертвенности, мифы о Беловодье и сказки о молодильных яблоках. Ты меня понимаешь? Мой рассказ не кажется тебе фантастичным?
— Я тебя понимаю. Твой рассказ кажется мне фантастичным. Хочу услышать твой фантастический чудесный рассказ.
Вера слышала шелестящие звоны серебристой осины, видела розовую зыбкую тень, перебегавшую по ее рукам и ногам, вдыхала сладостные пьянящие ароматы волшебных цветов. И голова ее тихо кружилась в восхитительном сне, в котором приснилась ее жизнь, и это ветряное волнистое поле, и этот чудесный немолодой человек, ставший для нее единственным, драгоценным.
