– Отлично. Заставляет расчувствоваться. – Он предложил мне руку для пожатия и выдернул ее обратно.
– Прежде чем мы утвердим эту затею, мне нужно кое-что сказать. Думаю, то, что я хочу тебе поведать, никто не знает, но не хочу тебя шокировать – это я отравил тебя прошлой осенью.
– Простите?
– Это я отравил тебя прошлой осенью, но не вижу причин не работать совместно. Уверяю, намерения у меня были благие и я не стал бы подвергать тебя реальной опасности. Может, я поступил неправильно, но я хотел вытащить тебя от девушек из общежития в лазарет, чтобы там ты нашла кого-нибудь посговорчивее для побега.
– Как? – прошипела я.
– В воду, которую я дал тебе во время нашей дискуссии в подвале, было подмешано вещество, вызывающее сердечный приступ.
Хоть я и удивилась, но потрясена была меньше, чем вы себе можете представить. Я уставилась на него.
– Вы безжалостны.
– Есть немного. Теперь я буду на твоей стороне.
Если и был на всей земле официальный злодей за последние два года, то только Чарльз Делакруа. Что там папа говорил? «Игры меняются, и меняют их сами игроки». Я предложила этому человеку руку и он пожал ее. Мы начали составлять перечень того, что нам необходимо сделать.
***
Утром я посадила Нетти на поезд, направляющийся в лагерь для одаренных, а в полдень мне позвонил Чарльз Делакруа. Он сказал, что скорее всего еще слишком рано для принятия решений и это лежит за пределами его компетенции, но ему хотелось бы обсудить потенциальную площадку в центре города.
– На пересечении Сороковой и Пятой авеню, – предложил он.
– Точнёхонько в центре! – ответила я.
– Знаю, – ответил он. – Идея. Встретимся у входа.
Другой примечательной особенностью здания, помимо вместительности, был фасад с парой изрисованных граффити львов.
– О, я знаю это место, – сказала ему я. – Раньше там размещался ночной клуб «Логово льва». Никому из нас не нравилось ходить туда, да и «Маленький Египет» был ближе.
Чарльз Делакруа обозвал его довольно-таки стремным, раз он только что закрылся.
Мы поднялись на большую лестничную площадку, а потом прошли сквозь колоннаду. Риелтор встретила нас внутри. Она была одета в красный костюм с увядающей гвоздикой в петлице. Риелтор посмотрела на меня с сомнением.
– Она и есть клиент? Похожа на ребенка.
– Да. Это Аня Баланчина.
Услышав мое имя, она вздрогнула. После секундной заминки предложила мне руку.
– За ваши финансы здание целиком мы вам сдать не можем, только одну комнату, удовлетворяющую вашим потребностям.
Она провела нас на третий этаж. Комната оказалась около восьмидесяти футов в ширину и триста в длину, а высотой примерно футов пятьдесят. С двух сторон арочные окна, создающие ощущение открытости. Потолок сводчатый, с темными деревянными украшениями. Мне больше всего понравились нарисованные на нем фрески: голубое небо и облака. Создавалось впечатление, что ты находишься снаружи. Я сразу влюбилась в нее, и лично мне этого было достаточно, чтобы втиснуть сюда свое дело, плюс что-то мне подсказывало: шоколад может и должен продаваться в открытую. Комната казалась мне священной, как церковь.
В плачевном состоянии было многое – стекла разбиты, дыры в штукатурке – но ничего невозможного для ремонта.
Риэлтор произнесла:
– Старый арендатор держал кухню снаружи. Где-то в здании находятся еще и ванные комнаты.
Я кивнула.
– Кто занимал комнату до нас?
– Логово льва. Какой-то клуб. – Она скорчила рожицу.
– А прежде, – уточнила я, – для каких целей предназначалось помещение?
Риэлтор обратилась к своей электродоске.
– Хм, сейчас посмотрим. Может, библиотека? Ну, знаете, бумажных книг, что-то вроде этого. – Говоря «бумажных книг», она наморщила носик. – Итак, что вы решили?
В приметы я не особо верю, но статуи львов на входе заставили меня подумать о Лео, а бумажные книги об Имоджен, конечно же. Я решила, что это место мне подходит, но мне нужна была выгодная сделка, поэтому хранила лицо пустым.
– Утро вечера мудренее, – ответила я.
– Не затягивайте. Кто-нибудь может арендовать, – предупредила риэлтор.
– Сомневаюсь, – вставил Чарльз Делакруа. – Эти руины с рук вы быстро не сбудете. Я сиживал в правительстве, знаете ли.
Мы с ним вышли в тягучий июньский Нью-Йорк.
– Ну так что? – спросил он.
– Мне нравится.
– Расположение хорошее, да и историческая достопримечательность чего-то да стоит. Но главное – если ты застолбишь местечко, людям это покажется делом, а не просто идеей. Сомневаюсь, что у тебя будет большая конкуренция.
– Я переговорю с мистером Киплингом. – Он управляет финансами до двенадцатого августа, пока мне не исполнится восемнадцать. Пока что я не чувствовала необходимости провернуть свои бизнес-идеи без него.
По возвращению домой я написала мистеру Киплингу письмо, в котором говорила, что нам нужно поговорить в его офисе. Я не виделась с ним с самого возвращения Саймона Грина.
Он встретил меня тепло и обнял меня.
– Как ты? Я собирался позвонить. Приехал вчера.
Он передал конверт. Это были результаты моего экзамена. Я писала свои юридические контакты.
– Не знала, что они будут на бумаге, – сказала я.
– Это до сих пор важно, – сказал мистер Киплинг. – С выпуском, моя дорогая!
Я сунула конверт в карман.
– Мы можем побеседовать о твоих планах на будущее? – осторожно предложил он.
Я сказала, что именно поэтому и пришла, описала предполагаемый бизнес и помещение в центре.
– Вы нужны мне, что бы организовать два платежа. Первый за услуги нанятого адвоката, – я намеренно не упомянула, кого я наняла, – а второй в качестве залога за арендованное помещение.
Мистер Киплинг внимательно меня выслушал и сказал именно то, чего я боялась услышать: «Сомневаюсь в этом, Аня». Хотя я и не просила, он начал перечислять свои возражения: главным образом, что затея может прогневать семью и что любой бизнес это рискованное предприятия в плане финансов.
– Ресторан – это денежная яма, Аня.
Я пояснила ему, что это будет клуб, а не ресторан.
– Ты можешь сказать, что действительно понимаешь, во что ввязываешься? – спросил он.
– А кто может? – Я помолчала. – Вы и в самом деле не считаете эту идею хорошей?
– Возможно. Не знаю. Я считаю хорошей идей пойти в колледж.
Я покачала головой.
– Мистер Киплинг, однажды вы мне сами сказали, что я не сбегу от шоколада, поэтому смысла его ненавидеть нет. И я попыталась. Я верю в эту идею.