— Вера.
Она остановилась, теребя прозрачную косынку, наброшенную на смуглую шею.
— Чего?
— А я на вас женюсь... вот увидите.
Она приняла это за шутку и, давясь смехом, убежала. Проводив ее во второй раз, он крикнул на прощание те же слова. Девушка ушла молча. А когда Володя в третий раз грустно и мрачно вымолвил при расставании: «Я на вас женюсь», она кокетливо повела плечом.
— Это что же?.. Карфаген будет разрушен? Знаете такую фразу?
— Знаю, — отмахнулся Володя, — не одни инструкции по технике пилотирования изучал. Имел и по Древнему Риму в свое время пятерку. Только я поупорнее Сципионов.
— Вы странный, — сказала девушка и, помолчав, добавила: — Если не боитесь проспать завтра полеты, давайте еще немного побродим по берегу реки.
Той же осенью они сыграли свадьбу. А теперь у них уже двое ребятишек: черноглазая, вся в Веру, Тамара и похожий на него Алька.
И однажды Володя все рассказал жене. Случилось это совсем на днях. Была светлая весенняя ночь за окном, и он, беспокойно ворочаясь с боку на бок, вдруг заметил, что Вера не спит. Она только притворялась спящей.
— Вера, ты же не спишь, — усмехнулся он.
— Разве заснешь, если ты так волнуешься, — ответила она.
— Откуда ты взяла, чудачка? Я спокоен. В космосе — как на Шипке.
— Ты никудышный конспиратор, Володя. Я уже целую неделю примечаю, как ты волнуешься. Даже по ночам два раза стонал.
— Это плохо, — вздохнул Костров, — слава богу, мне сурдокамеру больше не проходить. Иначе бы Рябцев к разряду психически неуравновешенных причислил.
— Что тебя мучает, Володя? Расскажи, — попросила Вера.
И он рассказал ей о своих сомнениях, о нарушениях в дыхании, иногда возникавших после трудных физических упражнений.
— Ты понимаешь, Вера, что будет, если я не полечу еще год, другой, третий. Какой я в сорок лет космонавт!
Она громко вздохнула.
— Через три года тебе будет сорок, а мне — тридцать семь. Какая все же короткая у человека молодость!.. Послушай, Володя, — заговорила она шепотом, — мы тоже очень хотим, чтобы ты стал космонавтом и чтобы твой корабль так же благополучно, как и все предыдущие, опустился после полета на землю. И чтобы задание ты выполнил самое героическое. Посмотри на Альку. Он уже в третий ходит и кое-что понимает. Как он тобой гордится! Недавно с ним учительница беседу затеяла на тему «Кем быть». Так он знаешь что ответил? Хочу быть, как папа... Но знаешь что?.. — Вера вдруг отняла руки от его головы, жестко спросила: — А если ты вообще не полетишь?
Он даже вздрогнул от неожиданности и привстал в кровати.
— То есть как это?
— Да очень просто. То ли здоровье подведет, то ли по каким другим причинам.
— Вера, зачем ты так шутишь? Этого быть не может.
— Я не шучу, — тихо продолжала Вера. — Ну а если не полетишь? Разве тогда вся дальнейшая жизнь станет для тебя сплошным разочарованием и ты не найдешь себе места? Стыдись, Володя. Ты же прекрасный летчик, авиационный инженер. Какое будущее пророчат тебе руководители твоей работы по математике! А мы? Неужели оттого, что ты не полетишь в космос, мы станем меньше тебя любить? Думаешь, нам обязательно нужно, чтобы ты прошагал по ковру на Внуковском аэродроме и отрапортовал секретарю ЦК, чтобы везде, даже на марках и спичечных коробках, красовались твои портреты? Конечно, слава — вещь заманчивая, и мы бы тобой гордились. Но пойми, ты и без славы этой нам дорог. Помнишь, как несколько лет назади мы жили на зарплату рядового летчика? Комнату с окошком на Дон снимали. На двоих — два чемодана...
— Да, да, — в тон ей ответил он. — И любовь наша, которую ни в какие космические габариты не упрячешь... Нет, Верка, за свою судьбу космонавта я еще постою...
— Конечно, Володя, разве мы против? — Вера придвинулась к нему. — Ты должен взять себя в руки и освободиться от малейшей неуверенности. Я знаю, ты еще поцелуешь нас перед тем, как ехать на космодром, а потом мы будем ждать, ждать, и слезы я не однажды вытру, пока ты будешь носиться по далекой орбите. А наш Алька — тот до твоего возвращения даст в школе не одно интервью.
— А может, не будет орбиты? — мечтательно произнес Костров. — Может, повыше куда-нибудь.
— К Венере, что ли? — перебила его весело Вера, и в ней проснулась прежняя озорная девчонка. — Нет, туда я тебя не пущу, а то еще во второй раз женишься. Эта планета небось вся красавицами заселена. Так и фантасты наши считают. Ты лети лучше на Марс, Володенька...
* * *
В пятницу Костров возвратился домой озабоченный и чуть усталый. Раскладывая свои рабочие тетради, не переставал хмуриться и даже трехлетней Тамарочке, вернувшейся из детского сада, отвечал односложно.
Подошла Вера, пытливо всмотрелась:
— Ты чего такой скучный?
— Тяжелый день завтра, женушка. — Он встал из-за стола. Темные глаза его глядели настороженно. — На центрифугу надо ехать. В этом году последняя тренировка. Обойдется благополучно — смогу рассчитывать на полет... Вот так-то! — И прищелкнул пальцами над головой дочери, возившейся в углу с игрушками.
Вера прекрасно понимала, что он бодрится, пытаясь побороть внутреннюю тревогу.
— Один поедешь на центрифугу?
— Нет, Вера. Полковник Иванников наметил еще Горелова.
— Алешу?
— Так точно, женушка...
В передней послышался звонок. Вера пошла открывать. — Ну и легки же вы на помине, Алексей Павлович, — донесся из коридора ее голос. — Володя дома, проходите.
— Кто же меня тут поминал? — спросил, входя в комнату Алеша, обычно почему-то смущавшийся при встречах с Верой.
— Мы с Верой о тебе говорили, — ответил за нее Костров. — Садись с нами ужинать.
— Спасибо, Володя, — отказался Горелов. — Я по делу, и всего на минуту.
— Тогда выкладывай.
— Завтра у нас центрифуга, и прибыть туда надо к двенадцати.
— Совершенно верно.
— Я думаю на часок раньше прийти. Все-таки в первый раз. Хочется еще до тренировки осмотреть это сооружение. Интересно очень.
Костров пожал плечами.
— Да разве я против? Но с кем ты уедешь? Машина ровно на одиннадцать заказана.
— Все уже продумано, — улыбнулся Горелов. — Я с майором Ножиковым. Он в академию на своем «москвиче» поедет и меня захватит.
* * *
Алеша Горелов, волнуясь, вошел в просторное куполообразное здание, напоминавшее своими размерами и очертаниями цирк. Было здесь удивительно светло и тихо. В дверях его встретила моложавая женщина в строгом коричневом костюме с университетским значком на отвороте жакета. Женщина вопросительно скользнула по Алеше темными продолговатыми глазами. Их восточный разрез да густые черные брови сразу убедили Горелова, что перед ним Зара Мамедовна, «хозяйка центрифуги», как именовали ее летчики-испытатели и космонавты. Он подробно объяснил, почему приехал на целый час раньше. Зара Мамедовна внимательно посмотрела на него, кивнула головой:
