— Это сделано на скорую руку, — похоронным голосом отвечал Евер. — На скорую руку, наставник! И возможности невелики...
— Вот, вот! И пусть Ровоам проглотит собственный болтливый язык!
— А если делать по-настоящему, нужно сто сорок четыре ячейки...
— И Амалек пусть подавится своей дурацкой печатней!
— …и к ним больше двух сотен...
Так они говорили наперебой и вряд ли слышали друг друга.
— Ослятки мои, праздник, праздник! — воскликнул хозяин. — Бубук, где таблица?
— Бурче унес ее обжигать, — сказал, выйдя из дома, Бубук и зевнул не хуже крокодила. — Она будет рано утром.
— Евер, пусть там сделают еще шесть или семь таблиц, это ведь быстро. И пусть отнесут к печи, чтобы Бурче мог их с утра принести, и я бы разметил их мелом.
— Да, наставник, — ответил Евер и помог хозяину сесть в носилки.
— Вперед, ослятки мои, вперед! Сегодня одержана царская победа! Победа, равносильная победе Мардука над Тиамат!
— Тише, господин, тише, — зашептал Абдад. — Мы на земле храма Тиамат...
— А мне наплевать! У меня победа!
Мы бегом понеслись к его шатру, пока на эти вопли не сбежались все бешеные псы, люди-рыбы, люди-скорпионы и прочее воинство Тиамат.
А утром начался изумительный день. Мы все собрались у Трубы, которая была пока что в человеческий рост высотой. Бубук украсил носилки хозяина цветными лентами.
— Ты не передумал идти в евнухи? — спросил я его.
— Храму Тиамат не нужны евнухи. Я лучше буду работать на счетном устройстве. Господин Евер говорит, что у меня большие способности, — похвастался он. — Я помогал налаживать устройство и уже много понимаю!
— Это хорошо.
— Жаль, что ты, Вагад, не хочешь учиться грамоте.
— С меня хватит тачки или носилок.
Наши стояли у тачек, в чистых туниках, в новых сандалиях, в одинаковых синих головных повязках. Рядом стояли землекопы, каменщики, носильщики, строители. За ними — все жители поселка, женщины с детьми, огородники, козопасы, недавно пришедшие пивовары.
На возвышение поднялись Элиав, Алам, Бешеный Пес и наш хозяин. Внизу стоял Бурче, обремененный двумя наплечными сумами, и лямки перекрещивались на его узкой груди.
— Ну, поздравляю вас, добрые люди! — громко сказал Элиав. — Расчеты господина Осейфа Гумариэля выполнены, таблички с ними у него в руках. Наша Новая Башня никогда не покосится, нора в ней будет широкая, потолки высокие, ни одна внутренняя стена не окажется слишком тонкой или слишком толстой. За сегодняшний день все получат двойную плату! А теперь господин Осейф Гумариэль, главный строитель, скажет: за работу!
— За работу! — выкрикнул, приподнявшись на носилках, хозяин.
И тут вперед выскочил Бешеный Пес.
— Нет, нет, не так! За работу во имя ужасной и прекрасной повелительницы Тиамат! — завопил он.
И его единоверцы, стоявшие с краю, подхватили этот призыв на разные лады.
Все лица помрачнели.
Мы старались не думать о Тиамат. Что бы ни говорили эти люди о том, как мы обмануты, но принять их правду было трудно — мы слишком привыкли молиться Мардуку и Асторет. Конечно, если ходить на их собрания, то можно и в красоту Тиамат поверить, и даже сам не замечаешь, как начинаешь орать об этой красоте во всю глотку. А покинешь собрание — и чувствуешь себя очень неловко. Странно получается с этой правдой — нигде она не попадается в чистом виде, вот и вера в Тиамат — то, что нас обманывают на каждом шагу, Бешеный Пес говорит правильно, но войско из бешеных псов и людей-скорпионов — это как-то неправильно...
И как же ему верить?
Получается, что и лжи нельзя верить, и правде нельзя верить, и злу нельзя верить, и добру нельзя верить...
Мы часто говорили об этом, и оказалось, что иных из нас, например Гамида и Гугуда, это беспокоит больше, а иных, как Тахмад и Левад, меньше, а Абад вообще не хочет забивать этим голову и только повторяет всё, что скажет Гамид, а я запутался окончательно.
Когда вопли о Тиамат смолкли, хозяин велел нести себя к Трубе, у которой шестами и колышками были размечены участки, объяснил каждому подрядчику, что от него требуется и в каких пределах, и пока он продвигался вокруг трубы, за его спиной уже приступали к работе.
Но он не только на словах объяснял — он раздавал большие глиняные таблицы с выдавленным рисунком, как будто их женщины истыкали иголками, и на каждой таблице мелом были нанесены линии. Не все подрядчики сразу понимали, что это значит, хозяин сердился, кричал, тыкал пальцем, и до них доходило, что это — очертания первого яруса и указания, где стоять простой стене, где — двойной, где быть пустому месту и куда свозить кирпичи и глину. Он столько раз это повторил, что и мы с Абдадом всё поняли.
Вечером нас угощали пивом и сушеной рыбой, потом те, кто хотел, пели и плясали, а остальные смотрели.
Гамид вышел гонять тачку вместе с нашими, и гонял исправно. Вот только он был сильно недоволен большими таблицами, да и подрядчик, который указывал, что и как делать, — тоже. Ведь когда вываливаешь глину из тачки и отодвигаешь ее, не очень смотришь на расстояния: она приблизительно ложится куда надо, и этого хватает. То есть хватало раньше. А теперь подрядчик таращился на таблицу и вопил не своим голосом, чтобы граница глиняного вала была в точности там, где указано, и ни на палец левее.
— Понавыдумывали... — бурчал подрядчик. Да, по правде сказать, и все бурчали, припоминая какие-то загадочные башни — Двуглавую, Светлую, Цветущую, — которые строили без всяких больших таблиц, а они простояли нужное время и доросли до очень даже высоких ярусов. На террасах Цветущей даже сады устроили, на кирпичных сводах, поверх которых каменные плиты, залитые земляной смолой и переложенные тростником, как царские в Вавилоне, и они держались! Без всяких таблиц! Только воды им недоставало — в Вавилоне ведь для высоких садов царицы трудится огромное колесо, черпающее воду из Евфрата...
Один мой хозяин носился вокруг Трубы в полном восторге.
— Как бы сделать так, чтобы больше не было этих таблиц? — спросил меня Тахмад. — Мы из-за них работаем медленно и не получим полной платы за день.
— Таблицы ему делает счетное устройство Самариаха, — ответил я. — Туда, сам понимаешь, не всех пускают. А то бы можно было как-то его повредить — унести какое-нибудь зубчатое колесо, а пока режут новое — работать спокойно.
— Что бы ты ни говорил о своем хозяине, сдается мне, что от счетного устройства больше вреда, чем пользы, — заметил Левад. А он хотя и не рвался в старшие, как Гамид, был очень благоразумен.
— Когда ты собираешься в город с Лиш? — спросил Абад. — Мы можем пойти вчетвером, я тоже хочу поскорее жениться.
