— Я его племянница.
Понадобилось несколько секунд, чтобы мысленно сложить куски головоломки. И когда она это сделала, страх на ее лице сменился грустью.
У меня был солнечный удар, и меня тошнило.
Розелла пыталась меня успокоить.
— Tranquilo, tranquilo…[27] Не волнуйся, с тобой все будет в порядке. Ты едва не умерла от жары, но теперь все хорошо. Я перенесла тебя внутрь. Сначала ты была без сознания, а потом спала.
Она была сильной, высокой женщиной, но выглядела очень уставшей. У нее было такое лицо, которое одновременно может быть и грустным, и радостным.
Она что-то тихо прошептала по-испански.
— Я не понимаю, — сказала я.
Она пристально посмотрела мне в глаза.
— Я сожалею.
— Сожалеете? О чем? Об Алиссе?
Я не чувствовала злости. Мне просто нужно было знать правду. Одно только выражение ее лица при упоминании Алиссы сказало мне все, что я хотела знать. Розелла колебалась, а когда она наконец обрела способность говорить, ее слова казались мне таким же мутными и дрожащими, как здания на горизонте.
— Не знаю, как много тебе известно, но я сожалею о смерти твоих родителей. Это правда. Да, я создала Алиссу. И я же запрограммировала ее сбой. Она должна была убить всех, с кем жила, через пять недель пребывания в доме. Всех, включая тебя. Прости меня, прости, прости… Бедная девочка. Сама я никогда себя не прощу. Никогда не смогу…
Она задрожала, по ее лицу потекли слезы.
— Мой дедушка умирал. Мы потеряли дом, и жить ему оставалось недели, а то и дни. Он терпел жуткую боль… Мистер Касл сказал мне, что если я сделаю то, что он хочет, то мой дедушка проживет еще не меньше семидесяти лет… Обещал обеспечить ему самую лучшую генную терапию. Его легкие и все тело будут полностью восстановлены. Его избавят от страданий, подарят ему жизнь. Я уже потеряла сына. И дедушка заменил мне семью. Больше у меня никого не осталось. Алекс Касл сказал, что если я откажусь, то попаду в тюрьму, а дедушка умрет.
Я пристально смотрела на нее; после этих слов мне захотелось ее возненавидеть, но я не смогла. Почему-то было понятно, что во всем случившемся ни Алисса, ни Розелла по-настоящему не виноваты. За все в ответе только мой дядя, и вот тут я почувствовала ярость. Я злилась, что дядя был все еще жив, а мои родители умерли.
Гнев был настолько сильным, что я чуть было снова не потеряла сознание.
— Я хочу убить его, — сказала я ей, вспоминая, как кричал Дэниел и как кричали мои родители. — Хочу убить моего дядю. Я хочу, чтобы вы сделали то же, что и в прошлый раз. Превратите Эхо в кошмарное существо, которое его уничтожит.
Розелла посмотрела на меня.
— Его убийство не вернет твоих родителей. Я хочу помочь тебе, но месть — это не выход. Если я сделаю это, то Эхо, скорее всего, будут повсеместно запрещены, а уже существующие ликвидированы.
Я не знала, правду она говорит или нет. Но эта информация вызвала у меня беспокойство. Я подумала о Дэниеле. Мысль о том, что его могут уничтожить, была ужасной, хотя это могло уже произойти. Как странно… Всего несколько дней назад я хотела жить в мире, абсолютно свободном от Эхо. А сейчас потеря одного из них казалась мне катастрофой.
Розелла перестала плакать, но ее руки дрожали.
— Однажды я уже пробовала это сделать. Кто-то из его людей взломал мой компьютер и увидел, что я что-то замышляю. Он не знал, над чем я работала, но все равно стал угрожать мне. И я просто не могла больше так рисковать.
Она сказала, что все обещания дяди оказались ложью. Сказала, что находиться рядом с ней теперь небезопасно. Она считала, что она следующая в его списке.
— Он ведет себя странно. Тихо. Слишком тихо.
— Почему вы не уезжаете?
— Мне некуда уехать.
Потом Розелла стала расспрашивать меня о Дэниеле.
Я рассказала все, что знала.
— Почему ты приехала сюда?
— Он сказал, что вы обо мне позаботитесь.
Она улыбнулась, но это была грустная улыбка.
Дэниел приехал через два часа.
Ему удалось бежать из Зоны Возрождения.
Я услышала, как он разговаривал на первом этаже с Розеллой.
— Где она? — спросил он. — Где девушка? Где Одри? Она здесь?
Я встала. Я должна была его увидеть.
— Не беспокойся. Она в безопасности, с ней все в порядке.
Как только я услышала его голос, то почувствовала невыразимое облегчение.
— Могу я ее увидеть? Я хочу ее увидеть!
И мы встретились. Он поднялся наверх на левиборде, как раз тогда, когда я уже собиралась спускаться вниз. Как только я его увидела, то сразу поняла, что он стал прежним. Вернулся к себе. Что бы дядя Алекс ни пытался у него отнять, сделать это было невозможно.
Казалось, он вот-вот заплачет. Если наступает такой момент, когда машине хочется плакать, она перестает быть машиной. Я не могла вспомнить, где слышала эти слова, да это и неважно. Мне хотелось бы, чтобы папа был жив и я могла бы сказать ему это. Я бы еще добавила:
— Если внутри тебя есть что-то, что нельзя изменить или уничтожить, ты уже не машина.
Я смотрела на Дэниела и не видела Эхо. Я просто видела того, кого зовут Дэниел. Того, кто был для меня важнее всего на свете. Того, кто был теперь гораздо больше, чем сумма деталей.
Я подошла и обняла его.
— Ты сделал это.
— И ты тоже.
Я почувствовала, как тело Дэниела обмякло, и он едва не упал на меня — так ослаб.
У меня не осталось сомнений: я любила его. Может быть, это не та любовь, о которой пели «Нео Максис», но это все равно любовь. Чувство, которое испытываешь к другому и не можешь объяснить. Любовь не подвластна законам логики. Она останется с тобой, даже если все отнимут. Как то, что делает Эхо человеком.
Дэниелу срочно нужно было подкрепить силы, и Розелла принесла ему стакан воды с сахаром.
— Я работал в Зоне Возрождения. Шансов выбраться не было. Это было ужасно. Я перестал надеяться. А потом узнал о твоем побеге. Из новостей. И я…
— Из новостей? — заволновалась Розелла.
Дэниел кивнул.
— Есть такая информационная листовка — «Дозор „Касл“». Мне дала ее одна женщина, Леони.
— Леони Дженсон, — сказала я.
— Да. Там говорилось, что тебя видели на станции Хэмпстед. И я знал, что если тебе удастся попасть на поезд, ты попробуешь приехать сюда.
— Ты поехала прямо сюда? — Розелла в панике смотрела на меня.
— Нет. Сначала Париж, потом Барселона-2, а уже потом Валенсия.
Розелла кивала, что-то обдумывая.
