Ознакомительная версия.
– Ты, правда, не помнишь, как их звали?
– Я помню, как их звали, – ответила Нора более резким тоном, чем намеревалась. – С головой у меня все в порядке.
– Извини, – сказал Кевин. – Я просто пытаюсь поддерживать застольную беседу.
– Знаю. – Ей было неловко, что она сорвалась на него. – Ты тут ни при чем.
Кевин беспокойно глянул в сторону кухни.
– Что они так долго-то?
– Народу много, – сказала Нора. – Их звали Лиз, Лиззи и Алекса.
* * *
Макс начал раздеваться сразу же, едва Джилл затворила дверь, словно он пришел на прием к врачу, который не любит, чтобы его заставляли ждать. Под шерстяным свитером у него была футболка, но он одним торопливым движением стянул с себя разом и то, и другое, чем вызвал разряд статического электричества: его тонкие волосы затрещали, встали на голове дыбом. Грудь у Макса была узкая, гладкая, немускулистая, не то что у Ника; живот – упругий и впалый, но далеко не такой привлекательный, как у сексуальных мужчин, рекламирующих нижнее белье.
– Давненько мы с тобой не уединялись, – сказал он, расстегивая джинсы, которые сползли к лодыжкам по его тощим ногам.
– Не так уж и давненько. С неделю примерно.
– Не, больше, – возразил Макс, выступив из своих штанов, которые он отшвырнул к стене, на футболку со свитером. – Двенадцать дней.
– Считал, что ли?
– Точно. – Голос невыразительный, злой. – Считал.
Макс все еще был обижен на нее. Его злила ее горячность, с коей она набрасывалась на Ника, едва тот попадал в ее распоряжение. Однако таковы были правила игры. Ты делаешь выбор, выражаешь свои симпатии, причиняешь кому-то боль и страдаешь сам. От случая к случаю, если тебе везло так же, как Нику и Эйми, объект твоего вожделения сам тебя выбирал. Но обычно все было гораздо запутаннее.
– Ну вот, теперь я здесь, – сказала она ему.
– Вижу. – Макс сел на край кровати, снял носки и швырнул их на груду своей одежды у стены. – Тебе достался утешительный приз.
Джилл могла бы запросто ему возразить, напомнить, что буквально несколько минут назад она добровольно отказалась от мнимого первого приза – да еще в День святого Валентина, хотя никто из них не придавал большого значения этому празднику, – но почему-то ей не захотелось быть добренькой. Джилл знала, что она несправедлива к Максу. Живи они в более разумном мире, разочаровавшись в Нике, она стала бы больше ценить Макса, но… не тут-то было. Контраст между ними лишь подчеркивал недостатки каждого: один сексуальный, но не славный; второй славный, но не сексуальный.
– В чем дело? – спросил Макс.
– Ни в чем. А что?
– Чего тогда стоишь там? В постель не идешь?
– Не знаю. – Джилл попыталась улыбнуться – не получилось. – Робею я сегодня что-то.
– Робеешь? – Макс невольно рассмеялся. – Поздновато уже робеть.
Она неопределенно взмахнула рукой, пытаясь жестом объять все сразу – игру, комнату, их жизнь.
– Тебя это никогда не утомляет?
– Случается, – ответил он. – Но не сегодня. Джилл не двигалась с места. Через несколько секунд Макс вытянулся на кровати, скрестил лодыжки, подоткнул под голову руки, сцепив пальцы. Трусы, что были на нем – коричневые, с оранжевой окантовкой, необычайно стильные, – она видела впервые.
– Красивые плавки, – похвалила Джилл.
– Мама купила в «Костко». Целую упаковку – восемь штук. Все разных цветов.
– Мама мне тоже раньше белье покупала, – сообщила Джилл. – Но я ей сказала, что это бред, и она перестала.
Макс повернулся на бок, подпер рукой подбородок, пристально глядя на нее с задумчивым выражением на лице. Теперь он действительно стал похож на модель, рекламирующую нижнее белье, если есть на свете модели с тощими волосатыми ногами и ненакачанными мышцами.
– Забыл сказать, – произнес Макс. – Я видел маму твою на днях. Шел с урока игры на гитаре, и она проводила меня до дома. С ней была еще одна женщина.
– Правда? – Джилл постаралась придать своему тону беспечность. Ее смущало, что у нее сердце едва не выпрыгивало из груди каждый раз, когда кто-то упоминал про маму. – Ну и как она?
– Трудно сказать. Они ведь просто подходят к тебе вплотную и пялятся. Так и в этот раз было.
– Не выношу этого.
– Да, жуть берет, – согласился он. – Но я ничего обидного им не сказал. Просто позволил проводить до дома.
Джилл аж дурно стало от тоски. Она несколько месяцев не видела маму, никогда не натыкалась на нее на улицах Мейплтона, хотя та, судя по всему, постоянно бродила по городу. Другие ее регулярно встречали.
– Она курила?
– Да.
– Ты видел, как она закуривала?
– Может быть. А что?
– Я на Рождество подарила ей зажигалку. Интересно, пользуется она ею или нет?
– Да чтоб я знал. – Макс наморщил лоб, раздумывая. – Хотя нет, подожди. У них были спички.
– Точно?
– Точнее не бывает. – В его голосе больше не слышалось сомнения. – Это ж было в прошлую пятницу. Помнишь, какой холод был собачий? У нее рука дрожала, она никак не могла спичку зажечь. Я хотел помочь ей, но она не дала. Сама зажгла с третьего или с четвертого раза.
Стерва, подумала Джилл. Так ей и надо.
– Не стой, или сюда. – Макс похлопал рукой по кровати. – Отдохни. Можешь не раздеваться, если не хочешь.
Джилл задумалась над его предложением. Прежде ей нравилось лежать с Максом в темноте – два теплых тела под одеялом, – болтать обо всем, что в голову взбредет.
– Я тебя не трону, – пообещал Макс. – Даже дрочить не стану.
– Очень мило с твоей стороны, – сказала она. – Но я, пожалуй, пойду домой.
* * *
Они оба вздохнули с облегчением, когда им наконец-то принесли заказанные блюда, потому что они уже успели проголодаться, хотя главная причина заключалась в другом: у них появился повод на время прекратить разговор, сделать паузу и потом заново начать беседу в более легком ключе. Кевин понимал, что он поступает неверно, засыпая ее вопросами, обращая светский разговор в допрос.
Терпение, напоминал он себе. Мы пришли сюда отдохнуть.
С минуту Нора ела молча, потом подняла голову от тарелки с равиоли, начиненными грибами.
– Вкусно, – сказала она. – Сливочный соус изумителен.
– У меня тоже объеденье. – Кевин наколол на вилку кусочек ягнятины, показывая ей, как идеально он поджарен – подрумяненный по краям, розовый в середине. – Во рту тает.
Нора слабо улыбнулась, и он запоздало вспомнил, что она не ест мяса. Ей противно, задавался вопросом он, что ей предлагают выразить свое восхищение куском жареной плоти, насаженной на вилку? Кевин знал, что можно запросто убедить себя в том, что ты приверженец вегетарианства и мясо – не «нежное и сочное», а «мертвое животное». Он и сам неоднократно это делал, обычно после прочтения статей об агропромышленных фермах и скотобойнях, но, едва он брал в руки меню, все его сомнения рассеивались без следа.
Ознакомительная версия.
