— Во имя Христа и Вэня, о чем ты толкуешь? — сказал он. — Программисты умерли! Уни теперь действует сам по себе, при нем нет…
Дувр смотрел мимо него, улыбаясь. В зале стало тихо.
Чип обернулся.
Человек в улыбающейся маске, в красном шелковом балахоне со стоячим воротником, похожий на Вэня (Неужто все происходящее было реальностью?), пружинистой походкой направлялся к нему.
— Ничего не действует само по себе, — сказал он высоким, но твердым голосом, губы его маски шевелились, как настоящие. (Но было ли это маской — желтая кожа, туго натянутая на острых скулах, блестящие глаза-щелочки, клочки белых волос на блестящем желтом черепе?) — Должно быть, ты и есть тот самый Чип с одним зеленым глазом, — сказал человек, улыбаясь и протягивая ему руку. — Ты должен будешь мне рассказать, чем тебе так не нравилось имя «Ли» и что побудило тебя поменять имя.
Все вокруг буквально покатились от хохота.
Протянутая рука была нормального цвета и выглядела молодо. Чип взял ее в свою («Схожу с ума», — подумалось ему), и человек пожал его руку с такой силой, что хрустнули косточки.
— А ты — Карл, — сказал человек, протягивая ему руку. — Вот если бы ты сменил имя, я мог бы это понять. — Смех стал громче. — Пожми мою руку, — с улыбкой сказал человек, — не бойся.
Карл, выпучив на человека глаза, пожал ему руку.
Чип сказал:
— Вы?
— Вэнь, — подсказал человек, его глазки-щелочки замерцали. — Вот от этого места и до этого так оно и есть. — Он притронулся к своему воротнику. — А отсюда до самого низу, — сказал он, — я представляю собой ряд других номеров, большей частью Езуса РЕ, который стал чемпионом-десятиборцем в 163 году. — Он улыбнулся. — Когда-то в детстве вы не играли в мячик под песенку? — спросил он. — А через прыгалку не скакали? Не пели: «Вуд, Христос, и Маркс, и Вэнь, лишь Вэнь живет по сей день». Как видите, это истинная правда. Как говорится, «устами младенцев…».
— Проходите, садитесь, — продолжал он. — Вы, должно быть, притомились. Отчего вам было не воспользоваться лифтами, как это делают все? Я рад, что ты воротился, Дувр. Вы все проделали прекрасно, кроме ужасной истории на мосту под '013.
Они восседали в удобнейших глубоких красных креслах, пили бледно-желтое терпковатое вино из хрустальных бокалов, ели вкуснейшее поджаренное мясо, рыбу и кто-его-знает-что-еще, что им подавали на белых тарелках очаровательные молодые, восхищенно улыбавшиеся девушки. И за едой и питьем они непринужденно болтали с Вэнем.
С Вэнем!
Сколько лет было этой туго обтянутой желтой кожей голове, живущей и говорящей на этом гибко-упругом, облаченном в красный балахон теле. Он ловко и легко протягивал руку за сигаретой, запросто закидывал ногу на ногу! Последняя годовщина со дня его рождения была, была… двести шестая или двести седьмая?
Вэнь умер, когда ему исполнилось шестьдесят. Через двадцать пять лет после Унификации. Он умер за несколько поколений до постройки Уни, который программировался «духовными наследниками», которые тоже умирали, естественно, в шестьдесят два года. Так учили в Братстве.
И вот он сидел тут, пил, ел, покурил. Мужчины и женщины, окружившие их кресла, стоя внимали ему; он же, казалось, не замечал их.
— Острова всегда служили нашим потребностям, — говорил он. — Сперва они были крепостями для неизлечимых первого поколения. Затем там устроили, как вы это называете, «зоны изоляции», куда мы впоследствии позволяли неизлечимым «убегать», хотя в те времена мы еще не были столь добры, чтобы любезно предоставлять им катера для этих целей. — Он улыбнулся и сделал затяжку. — Но потом, однако, — продолжал он, — я нашел для них более полезное применение, и теперь они служат естественными резерватами, где прирожденные лидеры могут развиваться и проявлять себя именно так, как это сделали вы. Теперь мы предоставляем катера и карты в непрямой и даже скрытой форме, даем «пастухов», вроде Дувра, которые сопровождают возвращающихся номеров и предотвращают, насколько им удается, всякое насилие. И разумеется, предотвращают главный акт — разрушение Уни. Хотя обычной целью неизлечимых бывает бутафория, что вообще исключает реальную опасность.
Чип сказал:
— Я все-таки не понимаю, где нахожусь.
Карл, натыкая кусок мяса на золотую вилку, сказал:
— Спишь в парковой зоне.
И стоявшие поблизости засмеялись шутке.
Вэнь сказал с улыбкой:
— Уверен, что подобное открытие может обескуражить. Компьютер, который в вашем представлении был постоянным и бесконтрольным хозяином и координатором Братства, по сути, является его слугой, управляемым такими же номерами, как вы сами — предприимчивыми, мыслящими и ответственными. Его целеустановки и процедуры непрерывно изменяются соответственно решениям Высшего Совета и четырнадцати субсоветов. Мы живем в роскоши и наслаждаемся жизнью, как вы могли заметить, но мы же несем и полную ответственность, что более чем оправдывает эту роскошь. Завтра вы приступите к занятиям. А сейчас, — он нагнулся вперед и затушил в пепельнице сигарету, — уже очень поздно. Сами виноваты — очень уж вы любите гулять по туннелям. Вам сейчас покажут ваши комнаты; надеюсь, вы найдете их вполне достойным завершением трудного похода. — Он улыбнулся и встал. Все встали разом с ним. Он пожал руку Карлу: — Поздравляю тебя, Карл, — сказал он. И Чипу пожал тоже. — Поздравляю тебя, Чип. Мы давным-давно подозревали, что рано или поздно ты окажешься здесь. Мы рады, что ты нас не разочаровал. Хочу сказать, что я рад; увы, привык говорить во множественном числе — трудно избавиться от ощущения, что Уни тоже обладает способностью чувствовать.
Он вышел, и публика сразу их обступила; им пожимали руки и наперебой поздравляли: «Мы не предполагали, что вы доберетесь сюда раньше Дня Унификации! Это было ужасно, не так ли, когда вы вошли, а здесь полная комната народа? Поздравляем, вы обязательно привыкнете ко всему, поздравляем, поздравляем!»
Комната оказалась просторной, в бледно-голубых тонах, с просторной шелковой голубой постелью и множеством подушек, с большой картиной, изображавшей натюрморт с водяными лилиями. В комнате стояли стол, уставленный блюдами и бокалами, темно-зеленые кресла и на продолговатом низком комоде ваза с белыми и желтыми хризантемами.
— Здесь красиво, — сказал Чип, — благодарю вас.
Девушка, что привела его сюда, заурядный номер лет шестнадцати в белом паплоне, сказала:
— Сядьте, и я сниму с вас ваши… — Она показала на его ноги.
— Ботинки, — подсказал он с улыбкой. — Не надо. Спасибо, сестра, я могу и сам это сделать.
