Вокруг раскинулось море сочных трав, по которому, гонимые легким ветерком, перекатывались зеленые волны. А посреди этого моря, подобно острову, возвышалась небольшая роща. Издали можно было без труда разглядеть мощные стволы деревьев, пышные кроны, укрывающие разлапистые ветки… Может, там даже живет кто-то? Хотя нет, это, конечно, исключено — наличие фауны анализаторы определяют безотказно.
Опустившись на ступень выходного трапа, он осторожно положил бинокль рядом с собой и, облокотившись о край люка, задумался над тем, что ему предстоит дальше.
Все плановые задачи, стоявшие перед ним, он выполнил. И внеплановые тоже — эх, жаль, что отсюда нет связи, слишком далеко. А так хотелось побыстрее порадовать Совет сообщением о том, что и здесь, в этом далеком секторе Галактики, есть планеты, не просто пригодные для жизни, но, кажется, специально созданные для нее. Такие «райские» миры среди всех открытых планет до сих пор можно было пересчитать по пальцам.
И тем более странно, что в небе никто не чирикает, а в траве никто не ползает. Во всяком случае, ни его собственный взгляд, ни биоанализаторы пока не отметили присутствия какой-либо «живности». И данное обстоятельство, вообще-то, не может не тревожить — когда что-то просто обязано быть, но его почему-то нет, этому должна быть очень веская причина.
Поэтому, с одной стороны — чем быстрее он вернется, тем лучше.
Но с другой — снова уходить отсюда в межзвездную пустоту откровенно не хотелось.
Тем более, что никаких правил он не нарушает, никаких опасностей в ближайшем пространстве не выявлено, а контрольный срок его возвращения истекает еще через несколько бортовых суток.
Взгляд опять зацепился за рощу. До нее было недалеко, может быть, метров пятьсот. Казалось, что теплый ветер даже доносит оттуда нежный шелест листвы и приятные запахи, чем-то напоминавшие не то мяту, не то миндаль.
И в то же время с ее стороны веяло и чем-то другим. Невидимым и тревожным.
Он встал и пристально всмотрелся в окуляры — вроде ничего необычного. Лиственные деревья, внешне напоминающие земные дубы, только немного повыше и постройнее.
Снова отложив бинокль, он отвернулся, закрыл глаза, мысленно восстановил картину темнеющих на фоне неба силуэтов. Потом еще раз посмотрел в сторону рощи, но уже без помощи оптики.
Интересно…
Теперь было понятно — ветки ближайшего дерева тянулись к нему, подобно конечностям какого-то существа. Но это не был жест приглашения, и это не была просьба что-то дать или чем-то помочь. Дерево словно ставило некий невидимый барьер. И, казалось, что если бы могло двигаться — то оттолкнуло бы его обратно, к кораблю.
На какое-то мгновение ему вдруг даже показалось, что если сейчас он попытается сдвинуться с места, то не сумеет этого сделать. Осторожно, словно под ногами была усеянная «живыми» камнями осыпь, шагнул он вперед, потом еще и еще — нет, вроде все нормально. Но очень неуютно.
Он пока ничего не мог объяснить себе. Просто чувствовал, как тревожно звенели, натягиваясь с каждым шагом, какие-то невидимые струны…
А после очередного шага в голове уже грозовым раскатом прокатилось: «Не ходи туда»!
Стоп. А вот это уже серьезно.
Остановившись, он аккуратно сел прямо в густую траву.
Как странно все это. Словно тогда, на Ригонде…
И видение того дня снова возникло в его памяти.
…Посадочная площадка около каменистого русла пересохшей реки. Скальный цирк на другой стороне. Колючие потоки холодного ветра, скатывающиеся в долину. Темно-красные лохмотья заката. И неприветливое облако причудливой формы, висящее над склоном — словно гигантский зверь, оскалившийся на возвышающуюся вершину.
И пронизывающее душу нежелание не только выходить на маршрут, но вообще что-либо делать. Он прекрасно помнил, как здоровенные разведчики, словно ленивые школьники, сетовали на то, что им не хочется даже руку поднимать, даже пальцем шевелить. Но вылетать надо было уже завтра, повторная экспедиция в этот район ожидалась не скоро, а посмотреть некоторые особенности рельефа по ту сторону Перевала, где вполне могли сохраниться интересные следы местной тектонической деятельности, ну просто очень хотелось. И человеческое любопытство в паре с профессиональной силой воли пересилили, как им казалось, «пережиток лености прежних эпох».
Тогда не вернулись пятеро. Как будто ушли в этот пламенеющий закат, да так и сгорели в нем…
В общем, на сегодня — отбой. Посмотрим, что будет завтра.
* * *
А утром на обшивке корабля выпала роса.
Какое счастье, подумалось ему, что здесь не Коятург, где в начале каждого светового дня приходится принимать особые меры против кислотного конденсата. Что можно спокойно любоваться тем, как в миллиардах крохотных бриллиантиков играет и переливается свет уже появившегося над горизонтом Светила и еще не погасших близких и ярких звезд. Что эту росу можно просто пить, слизывать с обшивки, словно капельки земного дождя с любимых губ…
Но сегодня уже без вариантов надо стартовать в обратный путь.
Он снова посмотрел на рощу. До нее, в принципе, рукой подать. Дойти, хотя бы посмотреть, что там.
Не давало покоя лишь это странное вчерашнее чувство.
Господи, ерунда какая-то… Просто первобытный страх — откуда он только взялся?
Да, звездолетчик опирается не только на свой опыт и опыт своих товарищей. Он должен, подобно собаке, чуять опасность, даже когда никаких ее явных признаков нет и не предвидится.
Но если тебя вдруг неожиданно начинает «дергать», то всегда очень сложно отличить — работает ли в данный момент то самое «чутье», или просто дают о себе знать периодически свойственные людям проявления некоторой мнительности.
Ну что, что здесь может произойти? Да, ты прошел Ригонду и Коятург — практика вынуждает быть осторожным. И это правильно, иначе и быть не может. Но это были неприветливые, чужие, опасные планеты.
А здесь каким-то удивительным образом смог сформироваться мир, столь похожий на наш, родной. И вроде бы нет даже никакого намека на опасность. Если не считать этого непонятного предчувствия…
Вот только почему здесь нет птиц? И, похоже, вообще нет никакой животной жизни — за сутки анализаторы не зафиксировали ни единого признака ее присутствия. А в таких условиях она ну просто обязана быть. Как это понимать?
Уже без особого желания, скорее просто ради того, чтобы хотя бы перед самим собой не выглядеть мнительным, сделал он первый шаг в сторону рощицы. Потом еще один…
Тонкие ноосферные информационные каналы зазвенели, словно струны с подвешенными к ним колокольчиками, и, издав последний звук, затихли, оборванные могучей тренированной волей.
