Мне повезло. Ядвига Михайловна Леканова оказалась как раз в пункте связи, и я смог поговорить с нею немедленно, на что никак не рассчитывал. Было у Ядвиги Михайловны полное, до блеска загорелое лицо с пышным темным румянцем, кокетливые ямочки на щеках, сияющие синие глазки и мощная шапка совершенно серебряных волос. Она обладала каким-то трудноуловимым, но очень милым дефектом речи и глубоким бархатным голосом, наводившим на совершенно неуместные игривые мысли о том, что совсем недавно эта дама могла при желании вскружить голову кому угодно. И, по всему видно, кружила.
Я извинился, представился и изложил ей свою легенду. Она прищурилась, вспоминая, сдвинула соболиные брови.
– Лев Абалкин?.. Лева Абалкин… Простите, как вас зовут?
– Максим Каммерер.
– Простите, Максим, я не совсем поняла. Вы выступаете от себя лично или как представитель какой-то организации?
– Да как вам сказать… Я договорился с издательством, они заинтересовались…
– Но вы сами – просто журналист или все-таки работаете где-нибудь? Не бывает же такой профессии – журналист…
Я почтительно хихикнул, лихорадочно соображая, как быть.
– Видите ли, Ядвига Михайловна, это довольно трудно сформулировать… Основная профессия у меня… н-ну, пожалуй, Прогрессор… хотя, когда я начинал работать, такой профессии еще не существовало. В недалеком прошлом я – сотрудник КОМКОНа… да и сейчас связан с ним в известном смысле…
– Ушли на вольные хлеба? – сказала Ядвига Михайловна.
Она по-прежнему улыбалась, но теперь в ее улыбке не хватало чего-то очень важного. И в то же время – весьма и весьма обычного.
– Вы знаете, Максим, – сказала она, – я с удовольствием с вами поговорю о Леве Абалкине, но с вашего позволения – через некоторое время. Давайте я вам позвоню… через час-полтора.
Она все еще улыбалась, и я понял, чего не хватает теперь в ее улыбке, – самой обыкновенной доброжелательности.
– Ну разумеется, – сказал я. – Как вам будет удобно…
– Извините меня, пожалуйста.
– Нет, это вы должны меня извинить…
Она записала номер моего канала, и мы расстались. Странный какой-то получился разговор. Словно она узнала откуда-то, что я вру. Я пощупал уши. Уши у меня горели. Пр-р-роклятая профессия… «И началась самая увлекательная из охот – охота на человека…» О темпора, о морес! Как они часто все-таки ошибались, эти классики… Ладно, подождем. И ведь придется, наверное, лететь в этот Манаос. Я запросил сводку. Нуль-связь была по-прежнему неустойчивой. Тогда я заказал стратолет, раскрыл папку и принялся читать отчет Льва Абалкина об операции «Мертвый мир».
Я успел прочитать страниц пять, не больше. В дверь стукнули, и через порог шагнул Экселенц. Я поднялся.
Нам редко приходится видеть Экселенца иначе как за его столом, и всегда как-то забываешь, какая это костлявая громадина. Безупречно белая полотняная пара болталась на нем как на вешалке, и вообще было в нем что-то от циркача на ходулях, хотя движения его вовсе не были угловатыми.
– Сядь, – сказал он, сложился пополам и опустился в кресло передо мной.
Я тоже поспешно сел.
– Докладывай, – приказал он.
Я доложил.
– Это все? – спросил он с неприятным выражением.
– Пока все.
– Плохо, – сказал он.
– Так уж и плохо, Экселенц… – сказал я.
– Плохо! Наставник умер. А школьные друзья? Я вижу, они у тебя даже не запланированы! А его однокашники по школе Прогрессоров?
– К сожалению, Экселенц, у него, по-видимому, не было друзей. В интернате, во всяком случае, а что касается Прогрессоров…
– Уволь меня от этих рассуждений. Проверь все. И не отвлекайся. При чем здесь детский врач, например?
– Я стараюсь проверить все, – сказал я, начиная злиться.
– У тебя нет времени мотаться на стратолетах. Занимайся архивами, а не полетами.
– Архивами я тоже займусь. Я собираюсь заняться даже этим голованом. Щекном. Но у меня намечен определенный порядок… Я вовсе не считаю, что детский врач – это совсем уж пустая трата времени…
– Помолчи-ка, – сказал он. – Дай мне твой список.
Он взял список и долго изучал его, время от времени пошевеливая костлявым носом. Я голову готов был дать на отсечение, что он уставился на какую-то одну строчку и смотрит на нее, не отрывая глаз. Потом он вернул мне листок и сказал:
– Щекн – это неплохо. И легенда твоя мне нравится. А все остальное – плохо. Ты поверил, что у него не было друзей. Это неверно. Тристан был его другом, хотя в папке ты не найдешь об этом ничего. Ищи. И эту… Глумову… Это тоже хорошо. Если у них там была любовь, то это шанс. А Леканову оставь. Это тебе не нужно.
– Но она же все равно позвонит!
– Не позвонит, – сказал он.
Я посмотрел на него. Круглые зеленые глаза не мигали, и я понял, что да, Леканова не позвонит.
– Послушайте, Экселенц, – сказал я. – Вам не кажется, что я работал бы втрое успешней, если бы знал, в чем тут дело?
Я был уверен, что он отрежет: «Не кажется». Вопрос мой был чисто риторическим… Я просто хотел продемонстрировать ему, что атмосфера таинственности, окружавшая Льва Абалкина, не осталась мною не замеченной и мешает мне.
Но он сказал другое:
– Не знаю. Полагаю, что нет. Все равно я пока не могу ничего сказать. Да и не хочу.
– Тайна личности? – спросил я.
– Да, – сказал он. – Тайна личности.
Из отчета Льва Абалкина
…К десяти часам порядок движения устанавливается окончательно. Идем посередине улицы: впереди по оси маршрута – Щекн, за ним и левее – я. От принятого порядка движения – прижимаясь к стенам – пришлось отказаться, потому что тротуары завалены осыпавшейся штукатуркой, битыми кирпичами, осколками оконного стекла, проржавевшей кровельной жестью, и уже дважды обломки карнизов без всякой видимой причины обрушивались чуть ли не нам на головы.
Погода не меняется, небо по-прежнему в тучах, налетает порывами влажный теплый ветер, гонит по разбитой мостовой неопределенный мусор, рябит вонючую воду в черных застойных лужах. Налетают, рассеиваются и снова налетают полчища комаров. Штурмовые волны комаров. Целые комариные смерчи. Очень много крыс – шуршат в грудах мусора, грязно-рыжими стайками перебегают из подъезда в подъезд, столбиками торчат в пустых оконных проемах. Глаза у них как бусинки, поблескивают настороженно. Непонятно, чем они питаются в этой каменной пустыне. Разве что змеями. Змей тоже очень много, особенно вблизи канализационных люков, где они собираются в спутанные шевелящиеся клубки. Чем питаются здесь змеи – тоже непонятно. Разве что крысами. Змеи, впрочем, какие-то вялые, совсем не агрессивные, хотя и не трусливые. Занимаются какими-то своими делами, ни на кого и ни на что не обращая внимания.
