Щупп вскочил с кресла и ринулся к двери, бросая Лизе на ходу:
– Я в третий корпус… к девяноста восьмому… Пожелай нам удачи, Лизок! Палкина посмотрела ему вслед и поняла, что сейчас может начаться настоящая заварушка, и в ней нужно не спасовать.
ПОСЛЕ полнейшей темноты, которая окутывала все сознание и, казалось, покрывала каждую клеточку мозга, Кирилл вдруг увидел свечение. Свет постепенно становился всё ярче и ярче. Но всё было расплывчато, и он ничего не мог разобрать. Просто абстрактные очертания и никаких звуков. Полнейшая тишина. Кирилл попытался пошевелить руками, но не смог: мышцы не слушались команд головного мозга. Напрягая память, Лучинский вспоминал, что с ним произошло. Всплыл образ старухи в чёрном и её странная клюка. Бабка почему-то улыбалась и молчала. Её морщинистое лицо было каким-то умиротворённым. За старухой всплыл, словно на экране компьютерного монитора, образ мистера Пака. Азиат удивлённо смотрел куда-то мимо Кирилла. За корейцем перед глазами появился стакан с бальзамом. Пена вздыбилась выше краёв, но не шипела.
«Наверное, я отравился этим пойлом! Наверное, попал в реанимацию», – пронеслась мысль.
Вдруг абстрактные пятна света стали обретать контрастность и резкость. Словно из тумана, Кирилл увидел возле себя женскую фигуру во всем белом. Кто-то взял его ласково за руку и погладил. Кирилл напрягся и попытался рассмотреть лицо. Приятное девичье лицо с каштановыми волосами и голубыми глазами.
«А вот и медсестра, точно в токсикологию попал. Интересно, кто вызвал скорую? Кто спас меня?»
Девушка, подержав руку Лучинского, опустила её бережно на кровать.
«Ничего, ничего, выкарабкаюсь!»
Неожиданно он почувствовал лёгкий укол в предплечье. Через несколько секунд захотелось спать. Веки стали тяжёлые и, налившись свинцом, насильно закрыли глаза. Лучинский вновь отключился.
МИХАИЛ Альфредович зашёл в аппаратную спецпалаты третьего секретного корпуса и, не поприветствовав медицинский персонал, сурово спросил:
– Ну, как ноль девяносто восемь? Доложить подробно! Где сменившаяся смена? Сюда её тоже! Быстро!
Медсестра и молодой врач, переглянувшись, вскочили со своих мест и засуетились возле аппаратуры. В белых параллепипидах приборов замигали лампочки и запищали датчики. Из узкой щели копировальной машины поползли какие-то графики.
Щупп нервно расхаживал по кабинету. Через пару минут в помещение зашла ещё одна медсестра и молодая врачиха. Щупп, внимательно обведя всех взглядом, жестом руки предложил присесть на свободные стулья, после этого тихо и сурово сказал:
– Товарищи! Сегодня, как вы все теперь понимаете, особый день! Можно сказать, особое дежурство, особая смена! Может быть, даже в эти минуты вы и не представляете себе всю историчность ситуации, но это к вам придёт позже, я вас уверяю! Ну, а для начала, я хочу вас всех поздравить и поблагодарить за проделанную работу, за усердие и терпеливость! То, что вы сделали, имеет большое, подчёркиваю, очень большое значение для нашего государства! Теперь, я думаю, партия и правительство достойно оценят ваш вклад в государственно-важное дело!
Подчинённые завороженно слушали пафосную речь шефа.
– Но за поздравлениями я должен вам напомнить и предупредить о другой стороне этого эксперимента. Вы все, прежде чем переступить порог этой лаборатории, давали подписку о нераспространении никаких сведений никому! Повторяю, никому! Даже родным и близким, даже папе с мамой! От секретности этой информации зависит безопасность страны! Да, да, безопасность страны! Только вот как она зависит? Это уж я вам сказать не могу, это другая форма допуска! – Щупп прервал свой категоричный спич и вновь внимательно обвёл всех взглядом.
Суровость в его глазах подтверждала серьёзность сказанного. Воцарилось молчание. Паузу прервала молодая докторша. Она робко прокашлялась и сказала:
– Тридцатого, третий корпус, спецпалата номер два. Пациент: код допуска – секретный, литер допуска – сверхсекретный, порядковый номер – ноль девяносто восемь. Дата поступления – рубеж тысячелетия, приблизительно двухтысячный, две тысячи первый, июнь, но чёткость нарушена. Мужчина. Возраст по анализам клеток методом Реутского – около тридцати пяти лет. Вес – восемьдесят один килограмм, рост – сто семьдесят восемь сантиметров. Диагноз – неизвестен. Сон – неизвестного происхождения. Наблюдения – в течение шестидесяти лет. Конфигурация мозга не нарушена. Давление чуть ниже нормы, истощение организма – четыре тысячных процента, старение клеток – шесть десятитысячных процента, группа крови – третья положительная, наличие белых телец в норме. Формы известных вирусов отсутствуют. Печень в норме. Сетчатка глаз в норме. В шесть тридцать две сегодняшнего утра замечена активизация головного мозга, открыл глаза. В шесть тридцать семь попытался шевелить правой рукой. В семь ноль одна зарегистрировано выделение слюны и мочи. В семь ноль три замечено выделение желудочного сока. В семь сорок пять произведена инъекция препарата «ка-эль триста тридцать восемь» для активизации головного мозга и стабилизации работы мышц. В семь сорок восемь зафиксирован обычный сон как побочное явление данного препарата.
Доктор, делавшая доклад, была тридцатилетняя Светлана Турнова, симпатичная стройная женщина с каштановыми волосами. Светлану буквально месяц назад назначили заведующей этим секретным отделением. Почему такому молодому врачу доверили этот ответственный пост, никто не знал. Щупп внимательно выслушал Светлану и после короткой паузы спросил:
– Что планируете в дальнейшем?
– Мероприятия стандартны. Искусственная подпитка организма в первые часы. Препараты три вэ двадцать три и три ка тридцать четыре, глюкоза, гемодез, солевые растворы и вывод на естественное питание по первой диетической категории. Первые сутки лежачий режим, затем слабые физнагрузки и кислородная подпитка.
Щупп кивнул головой и, одобряя, произнёс:
– Хорошо! Хорошо! Так, так, а как Вы думаете, сознание у него в норме? Что, потрясения быть не может?
Турнова пожала плечами и ответила:
– Ну, эксперимент сам по себе первый, столько человек ещё не спал в принципе, побочные эффекты возможны, но, как я сама думаю, вероятность ничтожно мала, хотя кто его знает?
Щупп вновь покачал головой:
– Да. Да, конечно. Так, так, ладно. Хорошо! Обо всех, даже не значительных изменениях докладывать мне! Лично, немедленно! В любое время суток! Это приказ! И о секретности не забывайте…
