Они были ровесниками. Может быть и встречались — биолог и пилот, когда Антон гонял транспортники на Владиславу. Любопытно, чем же он ухитрился так досадить душке Горбовскому, что тот собственноручно списал его с ЕН-17? Потом была робинзонада на Пандоре, как раз, когда Антон проходил подготовку в Институте. Никто не знает, что Сидоров пережил там, в диких джунглях за те два года. Во всяком случае, будучи спасенным экспедицией всё того же Горбовского, он вернулся на Землю, где немедленно поступил в СГБ. На этом любая открытая информация о нём заканчивалась.
— Да, Антон Константинович, архивариус нам необходим. Архив СГБ — трёхсотлетней выдержки авгиевы конюшни. Работа не тяжёлая, но нудная. Стажёр у меня там сидит, кибернетист, полгода уже умоляет, бедняга, сменить его.
С вашим делом я ознакомился. Простите, но я считаю, что в провале вашем виноват только Симонов, Александр Васильевич. Исключительно! Простите ещё раз, но это вопиюще. Агент находится на краю срыва, что, кстати, видно невооружённым взглядом — и никому нет дела! Я бы, Антон Константинович, отозвал такого агента на следующий день, после того, как он без служебной необходимости завёл себе любовницу из местных. Впрочем, к делу это не относится.
Так вот. Работник в архив нам нужен. Но взять вас я не могу. Фамилия известная, крылатая. Понимаете ли, реноме у СГБ и так поганое. Ещё и Румату мы не потянем. Видите ли… У того же… как его …а! гитариста Руди и то больше шансов, чем у вас. Вы меня поняли?
Антон понял. Ровно в 07:00 следующего утра Руди вешал свою гитару на стенку архива СГБ.
* * *
Генералу Святого Ордена
От Наместника Ордена
в Арканарской области
Боевого Епископа
Раба Божьего Рэбы
Во имя Господа!
Спешу довести до сведения Вашего Высокопреосвященства, что за сей год премного изучили мы нравы и обычаи варваров, Землю населяющих.
Прежде всего, люди, с которыми мы здесь говорили, лучше всех, с открытых нами до сих пор. И мне кажется, что среди язычников нет ни одного народа, обладающего преимуществом перед ними. Это люди очень приятные в общении, в большинстве своём добрые и бесхитростные, люди удивительной чести, которые ценят её больше всего на свете. Все умеют читать и писать, что послужит большим подспорьем в деле распространения Слова Божия и ускорит заучивание молитв. Имеют только одну жену. Чистоплотны сверх меры, совершают омовение даже по нескольку раз в день, на что следует обратить внимание братьев наших, дабы следовали они обычаю сему неукоснительно.
И никогда я не встречал людей, настолько четных и не склонных к воровству. Они не поклоняются идолам в образе животных. Многие из них верят в людей из глубокой древности, которые, насколько удалось понять, жили как философы.
Больше всего меня в этой стране удивляет, как спокойно относятся здесь к величайшим и омерзительнейшим из грехов. Причина в том, что прошлые поколения привыкли жить в них, а настоящие берут с прошлых пример. Многие живут с женщинами во грехе. Детей по рождении у родителей отбирают и отдают в обучение. Смыслом жизни почитают работу. Если не работают — мучаются.
Узрев, с какой лёгкостью можно вырастить плоды истинной веры в душах в этих землях, не будет неуместным написать во все главные монастыри Ордена, дабы очистить нашу совесть и озадачить их разум, поскольку с помощью их многочисленных достоинств и знаний можно было бы излечить столько зла, обратив множество верующих в веру Господа Истинного.
Похоже этой зимой мы будем заняты составлением грамоты о том, что связано с верой — на земных языках, настолько сжатой, чтобы иметь возможность опубликовать её, дабы наша святая вера распространилась во многих местах, раз уж мы не можем быть повсюду.
На сём заканчиваю, молясь о том, чтоб Господь наш позволил нам почувствовать в наших душах свою святейшую волю, чтоб мы в совершенстве её исполнили.
Именем его,
Раб Божий
Рэба
Те, кто слаб, живут из запоя в запой,
Кричат: «Нам не дали петь!»,
Кричат: «Попробуй тут спой!»
Мы идем, мы сильны и бодры…
Замерзшие пальцы ломают спички,
От которых зажгутся костры.
Виктор Цой
11 ноября 33 годаНовый этап начинался с двери без таблички. За дверью имел обретаться угрюмого вида юноша, сосредоточенно разглядывающий терминал БВИ. На экране, вращаясь, падали причудливые четырёхугольники.
Услышав стук двери, юноша торопливо прикрыл монитор документом с шапкой «Только для членов Всемирного Совета». «Графическое кодирование секретной информации», — догадался Антон. Лицо юноши показалось ему смутно знакомым.
— Петя!
— Ру..
— Руди, меня зовут Руди. А мне говорили, будет стажёр.
— Я — стажёр.
— Подожди… Ты ж уже был стажёром! Тогда, на Базе.
— Был. И тогда, и теперь, и через десять лет… Надоело оно мне, Руди. И архив этот осточертел. Хорошо, что ты здесь — сдам эту пыльную свалку — и ноги моей тут больше не будет.
— Стоп! А ну рассказывай!
* * *
…Зал застыл. Ещё звенел в ушах сорванный отчаянием крик с экрана: «Помощь посылайте, чёрт побери! Здесь человек умирает!!!».
И суровый голос с другого монитора: «Не сметь! Эксперимент!». Глаза дона Кондора были страшны, может страшнее, чем происходившее сейчас в славном городе Арканаре, на улице Котельщиков, 8. И никто из находившихся в зале, не подозревал, что ничего от них, в сущности не зависит. Потому как аварийная команда вылетела ещё несколько минут назад — по команде с Земли.
…Планета содрогнулась, когда обычная новостная трансляция сменилась кромешным ужасом. Землянин, посланный, чтобы служить и защищать — полуголый дикарь, залитый кровью — своей и чужой. Мечутся в сумасшедшей пляске клинки, жутко сверкают в свете факелов глаза и оскаленные зубы. И обошедший весь мир кадр: медленно-медленно оседает человек в чёрном, безуспешно пытаясь зажать ладонью дыру в груди, и хрипит «Мама!». Что означает это слово в Арканарском, населению сообщать не стали. По цензурным соображениям.
Всемирный Совет встал на дыбы. Потом потребовал объяснений. Директор-основатель Института Экспериментальной Истории Эмиль Фенериги объяснения давать отказался и немедленно подал в отставку.
Объясняться пришлось спешно отозванному из Соана Александру Васильевичу Симонову. Пятнадцатилетний опыт феодальной интриги оказался бессилен перед двумя сотнями разъярённых врачей и учителей, с ужасом разбиравших материалы Института.