Ознакомительная версия.
Свет в доме не горел. Все окна были распахнуты настежь, и ветер слегка шевелил занавески. Стараясь не шуметь, Шрабер забрался в одно из окон, так как ключ от двери остался в шортах на пляже, и где сейчас они находятся, было неизвестно. Опустив с подоконника ноги вниз, он сделал шаг вперед и, споткнувшись обо что-то, с жутким грохотом рухнул на пол. Пауль зажмурился и прислушался. В доме было тихо. Он встал на четвереньки и осторожно начал пробираться к столу. Уткнувшись в него лбом, Шрабер задрал вверх руку, судорожно пошарил по поверхности и, нащупав кнопку, включил настольную лампу. Тонкий знакомый луч осветил часть комнаты. В помещении царил разгром. Тумбочки были перевернуты, ящики валялись на полу, шкаф улыбался распахнутыми дверцами, и находившаяся в нем ранее одежда беспорядочными кучами лежала повсюду. Кое-где обои были отодраны от стен. Искали тщательно… Интересно, что? Бумаги? Записи? Документы? Шрабер злорадно усмехнулся, подумав о том, что искать надо было не здесь, а туда, где можно найти, кое у кого руки не дотянутся. Потому что коротки больно…
Он зашел в ванную комнату и включил там свет. Умывальник был разбит, ванна с унитазом перевернуты, а стены облуплены. Видимо, их простукивали в надежде отыскать тайник. Пауль включил душ и тщательно, с мылом, вымылся. Вода лилась на пол, но ему было все равно. Он не собирался здесь задерживаться. Закрутив краны, Шрабер вернулся в большую комнату, оставив дверь открытой. Подобрав с пола первую попавшуюся тряпку, оказавшуюся халатом, он вытерся, схватил ком вываленной из шкафа одежды и перенес его поближе к свету, льющемуся из ванной. Все необходимое нашлось быстро. Одевшись, Пауль решил наплевать на то, что вещи были мятыми. На приведение их в полный порядок не было времени. Нащупав ногами в прихожей летние туфли, он обулся, снял с крючка почему-то нетронутые ключи от машины и, отщелкнув застежку замка, тихо вышел в сад.
Полная луна светила хорошо. Шрабер подкрался к маленькому сарайчику, где хранился садовый инвентарь. Он взял там лопату и прошел к цветнику. Выкопав куст пионов, он углубил яму, и спустя несколько минут уже держал в руках небольшую цинковую коробку. Открыв ее, он достал оттуда парагвайский паспорт на имя Педро Гонсалеса и несколько пачек денежных купюр. Рассовав все это по карманам, Пауль вышел на улицу и направился к пыльному «Фольксвагену».
Одна из дверей автомобиля была немного приоткрыта. Заглянув в салон, Шрабер обнаружил там такие же, как и в доме, следы варварского обыска. Быстро прибрав разбросанные документы и вещи, он уселся в зачем-то разрезанное ножом сидение, завел двигатель, и выехал на проезжую часть.
Машине было уже восемь лет. Пауль пользовался ей редко, и поэтому состояние Фольксвагена было довольно приличным, если не считать толстого слоя пыли, покрывавшего не только кузов снаружи, но и каждую деталь отделки салона внутри. Шрабер купил этот автомобиль тогда, когда бензин был относительно недорог, и его хватало всем. Но потом цены на нефть поднялись, и правительство приняло решение ввести в действие программу переоборудования автомобилей для потребления спирта в виде горючего, благо тростниковый сахар стоил дешево. Пауль плевать хотел на программы правительства, а потому до сих пор заправлялся безумно дорогим бензином, так как садился за руль не чаще одного раза в месяц, и вообще – мог себе такое позволить по финансовым соображениям. Теперь ему предстояло проехать довольно приличное расстояние до границы с Парагваем, и он был рад тому, что двигатель работает на бензине. Динамика есть динамика, если кто понимает разницу в бензине и спирте для хорошей работы двигателя. Вот только пришлось заправиться здесь, так как датчик показывал, что горючего осталось всего на сто километров.
На заправочной станции, при выезде из города, Шрабер заплатил за полный бак и, пока заливали бензин, он вспоминал Альфредо Стресснера, который по сути своей являлся реальным хозяином Парагвая (если не считать Соединенных Штатов, оказывающих ему поддержку, в том числе и материальную). Был диктатор наполовину немцем, наполовину испанцем. Бежавшие из Германии соратники Гитлера чувствовали себя в этой стране достаточно хорошо. Нацисты жили в ней на законных основаниях и даже не меняли фамилий, что являлось необходимостью в Аргентине, где агенты израильского «Моссада» шныряли, как коты вокруг помойки. Но зато уровень жизни населения в Парагвае был существенно ниже уровня жизни в любой другой стране Южной Америки. Государство это являлось откровенно нищим. Наркотиками там не торговал только ленивый, а контрабандой не занимался разве что идиот…
Заправив машину, Шрабер поехал к выезду на дорогу. Навстречу ему медленно двигался большой белый «Форд», только что показавшийся на станции. Низко урчащий мощный мотор как бы говорил всем, что его владельцу нет никакого дела до желающих использовать спирт в роли горючего. А так же его не интересуют никакие нацисты, диктаторы и прочая политическая шелуха. В салоне громко играла музыка.
Поравнявшись с ним, Шрабер повернул голову влево и в окне встречного автомобиля с ужасом для себя увидел довольное и улыбающееся лицо Макса Ковальски. Они встретились взглядами, и журналистские глаза моментально вылезли из орбит, а застывшая на лице улыбка превратилась в непонятную кислую гримасу. В следующую секунду раздался визг тормозов и Ковальски врезался носом в руль своей машины. Сердце Пауля чуть не выпрыгнуло из груди. Он резко выехал на дорогу и вдавил в пол педаль акселератора. «Фольксваген», вильнув, принялся наращивать скорость.
Ковальски, проклиная себя за то, что не пристегнулся ремнем безопасности, вытащил из кармана платок и приложил его к носу, из которого текла кровь. Одновременно с этим другой рукой он переключил передачу, схватился за руль и, сдав назад, развернул машину. Манипулируя все той же рукой, он включил передачу и надавил на педаль газа. Мощный мотор взревел сотнями лошадиных сил, и автомобиль журналиста пулей понесся вдогонку за Фольксвагеном. В голове у Ковальски все помутилось от ярости. Им было доложено руководству об успешно выполненной операции. Его поблагодарили за хорошо сделанную работу. Он чувствовал себя счастливым от того, что очередной убийца его соплеменников наказан. Наказан им лично! Он гордился собой! Он думал, что его отец, принимавший участие в уничтожении Герберта Цукурса, также будет им гордиться… Макс, ругаясь черными словами и проклиная себя за недобросовестно сделанную работу, несся на бешеной скорости, одной рукой зажимая платком разбитый нос, другой вращая руль.
Шрабер ехал очень быстро, но пучок света сзади неотвратимо приближался. Дорога петляла среди полей. Пауль не был автогонщиком и поэтому притормаживал на поворотах, теряя так нужную сейчас скорость. Он понял, что совершил ошибку. Надо было возвращаться в город. Не станет же еврей убивать его на освещенной улице? Но было уже поздно. Ковальски не обращал внимания на реальную опасность перевернуться на очередном повороте. Душа его пела переполнявшей ее ненавистью, которая напрочь задавила чувство самосохранения, опустила его куда-то вниз, ниже пяток, и заставила замереть. Наконец, перестала течь кровь из носа, и он поехал еще быстрее. Макс догнал Шрабера. Пользуясь мощностью мотора своего тяжелого автомобильного чудовища, журналист на одном из поворотов рывком вынес его на встречную полосу и, поравнявшись с более легким «Фольксвагеном», резко дернул руль вправо. От жесткого соприкосновения машина Пауля просто слетела с дороги и, кувыркаясь, покатилась по полю, как яблоко, выпавшее из дырявой сумки.
Ознакомительная версия.