После расстрела заговорщиков на заводе повысили норму, очень сильно, и ввели правило: никто не уходит, не выполнив норму. Люди падали у станков. Вальди плелся домой и падал на кровать, уже закрыв глаза. Он уходил засветло, и поэтому совершенно не видел маму и Фрида. Иногда он не видел их по нескольку дней подряд. Впрочем, это не очень волновало его. Со дня расстрела он обнес границы Вальдерии стеной высотой 300 метров, и теперь оккупанты были ему нипочем. Он установил закон, по которому консервы росли на деревьях и падали на землю сами. Он завел себе волшебную собаку, и каждый, кто пытался хотя бы тронуть ее, или Вальди, или Майю, хоть пальцем, сразу умирал. Он пошел в горы (внутри стены) и принес себе волшебную шубу, в которой всегда, даже на самом лютом морозе, было тепло-тепло (потом, вспомнив и застыдившись, он принес такие же шубы, длинную — маме и короткую — Фриду). Его мир становился прекраснее с каждым днем.
В один из выходных, когда Вальди, проспав почти до вечера, выполз на кухню и повернулись к нему, и Вальди понял, что речь идет о нем. Он вопросительно склонил голову и смотрел на взрослых.
Фрид посмотрел на маму, мама смотрела в стол, и тогда Фрид сделал Вальди движение рукой, — подойди, мол, сядь, — и у казал себе на колено. Вальди преодолел страх, сел на правую культю и обнял Фрида за шею.
Если бы так не мерзли руки, думал Вальди, и ноги тоже, я бы верил, что все это кончится благополучно. Каждый раз, когда под его локтями или коленями хрустел снег, он замирал в панике и зажмуривал глаза, ожидая выстрела. Ползший за ним Жерар каждый раз беззвучно шипел и толкал его кулаком в зад, но Вальди ничего не мог с собой поделать, как будто члены его оледеневали в эти моменты и глаза его закрывались сами собой. Господи, подумал Вальди, ну ты и трусло, а если бы тебе пришлось вести в бой свою армию, далек б ты ее привел?! У Вальдении был уже пару месяцев серьезный враг, другая страна, откуда в Вальдению пытались прийти оккупанты. Эта фантазия захватила Вальди, он полз вперед, и Мая была рядом с ним, вперед! — кричал он своим солдатам, а навстречу им ползли оккупанты, они доползли до середины поля боя, Вальди и генерал оккупантов встали с колен, подошли друг к другу и сказали хором: «Раз, два, три, начали!». Потом все вскочили и бросились друг на друга, каждый вальденец дрался с неприятелем не на жизнь, а на смерть, но тех было больше, и храбрые воины Вальди начали отступать. Вперед! — закричал Вальди из последних, сил, и тут затрещали автоматы, кто-то кубарем налетел на него сзади, смел с ног, Вальди понял, что что-то ужасное произошло, и помчался бешеными скачками, как заяц, вслед за проваливающимся в снег по пояс Жераром, вперед, вперед, к начинающемуся сразу за дорогой темному забору леса. Автоматы продолжали стрекотать, и они мчались уже между деревьев, рушащих на них охапки снега, снег попадал за воротник, таял и тут же начинал замерзать на воротнике, и Вальди все как-то не мог понять, что происходит, не мог понять, фантазирует о Вальдении, или Вальдения ему снится. Так или иначе, он бы уже хотел проснуться или подумать о чем-нибудь другом, но что-то ему мешало, Жерар ему мешал, Жерара не должно было быть в Вальдении, не так уж они дружны, откуда же тут Жерар? Они лежали среди запорошенного подлеска, лицом в снег, выстрелы прекратились, и тут Вальди вспомнил с ужасом, что это все наяву, что у него зашита в подол бумажка, что они с Жераром должны были выйти на другую сторону леса, к городу. «Козел, — сказал Жерар, — козел, чего ты заорал, козел, они ж нас убить могли!!!» «Че орешь, козел? — рявкнул Вальди, что я сделал тебе?» «Да ты же, шизнулся? — засипел Жерар, и его крошечное личико перекосилось в гримасе ненависти, которой его детский язык не умел выразить словами, — ты чего заорал «Вперед», козел, а?» «Вперед?» — спросил Вальди, постепенно понимая и чувствуя, как его бросает в жар на морозе. «Вперед, назад, козел! — прошипел Жерар, — поползли вперед, по-быстрому, псих ненормальный!» Они ползли сначала на четвереньках, потом потихоньку выпрямились и стали продвигаться трусцой, и у Вальди все время было странное чувство, что это не проиcходит с ним на самом деле, а только кажется, как в полусне. Вдруг он почувствовал мучительную потребность проверить, что же с ним проиcходит. «Стой», — вдруг сказал он. Жерар, перелезавший впереди через поваленный ствол, повернул к нему испачканное и разгоряченное лицо. «Я король Вальдении» — сказал Вальди, не очень-то понимая, зачем. Жерар посмотрел на него, отвернулся, слез с преграды, на которой сидел верхом, и стал пробираться дальше, встревоженный и неудовлетворенный. Внезапно Жерар остановился, подождал, пока Вальди пробрался сквозь кусты и стал, пыхтя, около него, и стал стягивать с себя полушубок. «Снимай свой, — сказал он Вальди, — махаемся». «Ты че, сдурел?» — возмутился Вальди. Жерар cхватил его за воротник и попытался стащить полушубок силой. «Да ты че, одурел?!» — забыв обо всем, заорал Вальди. «Давай сюда, козел, ты сбежишь еще со страху, а письмо у тебя, понял? Давай сюда!!» — завопил в ответ Жерар. Вальди от ярости забыл и о Вальдении, и об осторожности, и обо всем остальном, и бросился вперед, на обидчика, загребая обеими руками, но Жерар смотрел не на него, Жерар смотрел вверх, мимо его левого плеча, и Вальди успел этому удивиться за миг до того, как какая-то враждебная сила крепко взяла его тело в тиски и подняла в воздух, дохнув в затылок дымом и пивным перегаром.
В эту ночь Вальди понял очень многое. Наверное, он понял совсем не то, что ему казалось, а что-то гораздо более глубокое и тяжкое, но это понимание было еще спрятано от него самого. Он не спал — болела нижняя губа, офицер во время допроса ударил его по лицу, не во время даже, а первым делом, как только Вальди ввели, этот офицер быстро подошел и ударил его наотмашь по лицу, губа приобрела металлический вкус. Ничего другого Вальди и не понял, и не запомнил — он был далеко, он осознавал вещи, большие, чем эта комната, и чем мама, и губа, и письмо, которое ему читали вслух — то письмо, которое он нес на себе, он даже не спросил себя, как они его все-таки нашли. Он не слышал того, что у него спрашивали, и не слышал, как на него топали ногами, и не слышал о том, что его расстреляют завтра утром.
Он соображал, лихорадочно и поспешно, и за час допроса в Валдении прошел год. Он выяснил, что против него замышляли заговор, и расстрелял 100 заговорщиков на Мармеладной площади, в Фисташковом фонтане. Он обнес кисельные берега колючей проволокой и стал выдавать пайки всем жителям Валдении. Мая исчезла из Валдении. Когда в 4 часа утра подошедший отряд армии занял лесной штаб оккупантов, расстрелял штабистов и привез их, его и Жерара, обратно в освобожденный город — Вальди не знал об этом: 300 человек строили посреди Валдена шоколадный завод, и он надзирал за ними. Когда мама, плача, схватила Вальди в охапку и прижимала к покрытому инеем воротнику старой шубки, Вальди тоже плакал от счастья: он придумал шапку-невидимку и был теперь в безопасности.
