– Ну?
– Сейчас… сейчас, – просипел Сто пятый. – Сейчас идем, господин.
Они двинулись дальше.
– Кто это был?
– Да кто ж его знает, господин, всех их рази упомнишь, я и то половины не знаю.
– Вообще, кто это был.
– А щенки. Держать их надо на привязи на хорошей, а не мотоциклы им. С них, извиняюсь, по шесть шкур спустить мало, а они вон что. Как они на Северную Окраину-то пробираются, игрушки у них видали какие? Э-эх, Стража наша Стража, все куплены-перекуплены…
– Значит, здесь – Северная Окраина? – переспросил что-то вроде бы уразумевший Вест.
– Там Окраина. И Пустошь там, – старик махнул рукой куда-то. – Где они, думаете, автоматы понабрали? Ведь охраняться должна Пустошь-то, а! Извиняюсь, дубины сиреневые там только брюхо чешут да номеров друг дружке проигрывают.
– Как проигрывают?
– Кто как. На замазку, на нож, на кулак. На пулю редко играют, пуля – это им, по одному если, скучно, несолидно считается, да и по головке не погладят, палить-то без приказа… Они ж сменные, они в Квартале не реже раза в месяц ходют, там и расчет на месте. А вы что ж думали, в Городе, эва, еще у научников скажите, куда хватили! Не-е, они в Квартал…
Вест открыл рот, чтобы сказать, что он в общем-то ничего не говорил, а, напротив бы, послушал, но Ткач Сто пятый остановился.
– Я извиняюсь, пришли мы, господин…
И вот дом.
– Господин… Пожалуйте, господин.
Дверь – тяжеленная, с массивным выщербленным кольцом, – нежно пропела что-то свое, растворяясь. За ней была лестница, поднимающаяся широким полукругом, и с нее навстречу скатился некий шарик в огромном блестящем одеянии, которое Вест, прищуриваясь от света, определил как исполинских размеров халат. На наспех натянутой вдоль перил лестницы матерчатой полосе было наляпано вкривь и вкось:
“Астафь надежду, всяк мима прахадящий! Абрахэм У. С. Фидлер”
– Привел! – возликовал шарик из роскошных глубин. – Ай, старикашачка, ай привел!
– Изволите видеть, – прокашлял Сто пятый.
– Пожалуйте, пожалуйте, – тоненько зарокотал шарик, хватая Веста за уцелевшую пуговицу. Сто пятому: – Иди, старик, иди, позже получишь… стой! Это чего? – Он ткнул Весту чуть не в самый глаз пухлым пальчиком. – Это ты чего?! Недоглядел?!
– Я извиняюсь, – гордо сказал Сто пятый. – Это не я, это они сами.
– Я тебе поизвиняюсь, сволочь! – завизжал шарик. – Я тебе поизвиняюсь! Год уже лишний коптишь! Пшел вон!
– Послушайте, – сказал Вест.
– Эйн момент, сюда, сюда прошу…
Шарик провел его по лестнице, приятно остудившей ступни, по короткому коридору к двери, за которой оказалась ванная; сам не вошел. Ванная была обычной, только сильно замусоренной и лет двадцать не обновлявшейся. Вест сел на краешек, его не держали ноги.
Все. Все кончилось, ужас прошел, кошмар отлетел, я проснулся. Все. Я отпарю грязь и вонь, а потом мне просунут в дверь новый костюм, мне больше ничего не надо, неважно, что там болтал Наум, что будет потом, важно сейчас отмыть грязь и переодеться, и не хочу я больше ни о чем думать… Потянулся к зеленелому медному крану, под шум содрал Наумову куртку. Вода чем-то таким попахивала. Специфическим. Чистилище, усмехнулся он. А может, санобработка. Но все равно.
* * *
Так, подумал Вест, “одежу” мне тут новую не справили.
– Слушай, так нельзя мне обувь какую-нибудь?
– Что вы. Ни в коем. Только так. Колорит, понимаете? Они должны… должны почувствовать…
Шарик тащил его по коридорам и анфиладам. С портьерами, гардинами, креслами, какими-то явно музейными столешницами, картинами, шкафами, каминами, стеллажами книг в тяжелом золотом тиснении, фарфором в горках и свечами в канделябрах. То неожиданно затемненным, то залитым нестерпимым светом от дребезжащих люминисцентных ламп, что лепились к потолку где придется и как придется, а голая проводка свисала дугами.
– Ничего у нас? – проговорил Шарик. – Маленько вот подработать… Мы его недавно захватили… Освещение вот уже провели…
Захватили. С боем?
– Ну, выбили недавно, – как бы угадав вопрос, пояснил тот, – разрешение получили. Сам ходил в Управление, кланялся, чего-то там они себе… Все законно, а вы как думали, дали бы нам, кабы самовольно въехали, раннее зодчество, что ты! Но мы, – он обернулся, подмигивая, – мы – сила. У нас скоро…
Значит, что мне говорил Наум? – думал Вест. Он мне говорил так: масса группировок, разрозненных и разъединенных, зачастую с противоположными интересами и потому питающих друг к другу неприязнь вплоть до открытых боевых действий. Ссылался на прецеденты, ничего конкретного не называя. Банды между собой и какая-то там Стража против всех. Чушь, феодализм. И всем нужен непременно я. Или такие, как я, – по недомолвкам Наума можно догадаться, что я не первый…
Шарик втолкнул его.
Ничего не было слышно: музыка (это, наверное, все-таки была музыка) воспринималась как накаты ровного гула. Ничего не было видно – Весту почудилось, что его посадили во взбесившийся калейдоскоп. “Пойдем, пойдем! – проорал Шарик на ухо. – Здесь не поговоришь!”
Дальше было тише. После красной комнаты была синяя, потом сразу – столовая. Здесь ели. Стол вывернут по ходу коня, ослепительный свет, народу полсотни, гомон, при появлении Веста – дружное “Ах!”
– Кого привел, Простачок? – крикнула пьяненькая женщина, на нее зашикали. Вест представил себя со стороны.
– Ну, Простачок, – заревел голос из головы стола, – ну, толстячок! Ну, порадовал гостем дорогим! Ну, удружил! Да ведите, ведите гостя, сажайте по руку правую, почетную, угощайте!..
– ОН, – заглавными буквами шепнул Шарик. – Прошу же. Прошу, прошу…
– Ах! – подлетела дама в голубом.
– Неужели! – подлетела дама в сером.
Куда он привел меня, подумал Вест, в бордель?
Он сделал лучшее, что мог, – перестал сопротивляться. Дамы, блестя глазами и камнями, подвели его к странной конструкции инвалидному креслу. Оно было совершенно закрытым и напоминало более всего золоченый саркофаг на колесах.
– Рад, – густо произнес динамик в верхней части саркофага. – Глубоко тронут. Польщен присутствием. Всем, – саркофаг развернулся к столу, – всем налить в честь дорогого гостя. – Все налили. – Всем пить! Виват!
– Виват! – грохнуло застолье. Вцепившись в Веста, дамы повлекли его к столу.
Та, что в сером, помоложе. В голубом – поинтересней. И обе увешаны драгоценностями. Вест не очень разбирался, но если все настоящее, трудно даже предположить, сколько это стоит.
– Нет, пожалуй, не бордель.
– Не поверите, но я в первый раз вижу…
– Мне стыдно признаться, но я тоже в первый раз вижу…
