– Отдай мне свой револьвер: моя игрушка уже стара и оказалась без зубов в самый неподходящий момент. Ну же, Инк, неужели ты веришь, что в состоянии вот так просто выстрелить в живого человека? – он рассмеялся кашляющим смехом пожилой собаки. – Там за дверью остались два самых больших глупца в резервации... или два самых больших труса, как думаешь?
Он знает и о предательстве Монаха, и о неподчинении Фрэя. Знает и все же сидит здесь, ничего не предпринимая. А ведь ему стоит только выйти из своего логова...
Я подошел вплотную к его столу. Темные, без бликов зрачки смотрели на меня с расстояния вытянутой руки, но страха не было. Ни страха, ни подозрений, одно какое-то смутное сожаление.
– Давай сюда свою железку, – Кербер протянул ладонь так, словно ни секунды не сомневался, что я отдам револьвер. – Не бойся: если в этой комнате и раздастся выстрел, то тебя он не заденет.
Некоторое время я колебался, но, понимая, что действительно не смогу воспользоваться оружием, положил его в протянутую ладонь босса. Длинные пальцы моментально сжались вокруг рукояти, щелкнули барабаном, проверяя количество патронов, и затем, будто успокоившись, легли на зеленое сукно, оставив револьвер рядом, в нескольких сантиметрах. Не оставалось никаких сомнений, что эти, так не подходящие плотной фигуре Кербера, пальцы, умело мелькавшие по клавишам пианино, не менее умело смогут навести прицел и нажать на курок. А цель...
– Самое смешное, что этого всего можно было избежать...но молодость всегда упряма. Я звал Фрэя, и если бы он явился, все было бы по-другому. Ты же знаешь, что Боз меня предал. Вот уж поистине: бойтесь тихой воды. Сдержанные люди – не наши клиенты, правда, Инк?
Он прав. Монах был не вспыльчив, сер, все его эмоции всегда виделись как бы сквозь мутное грязное стекло – поэтому я никогда не обращал на него особого внимания. Могло ли быть так, что Кербер звал Фрэя вовсе не затем, чтобы избавиться от него? Может быть, как раз для того, чтобы избавиться от Аарона... Если Го не убивал Ату, то кто? Сейчас только Монаху выгодно подогревать ситуацию в резервации.
Но что-либо исправить было уже невозможно.
– Все бесконечно повторяется. Я тоже был когда-то таким же глупцом и трусом. К чему это привело? Все дороги здесь идут по кругу. Через десять, если повезет, может быть, двадцать лет твой дружок будет на моем месте и у какого-нибудь зеленого мальчишки хватит-таки смелости пустить ему пулю в лоб, – он снова засмеялся, опрокинул в рот остатки янтарной жидкости из пузатого стакана и махнул мне в сторону выхода. – Иди, Инк. Иди и не оборачивайся. Каждый должен знать, когда его время уходить со сцены.
Я повернулся к нему спиной. Еще пять минут назад мне казалось, что входить сюда тяжело, но обратный путь давался вдвое сложнее. Между лопатками свербило, и спина находилась в таком напряжении, будто мышцы готовились удержать нежданно прилетевшую пулю. Я знал, что он может выстрелить мне вслед, если сейчас его настроение качнется в другую строну, изменив нахлынувшему фатализму. Кербер был душевно болен: даже умей я читать его эмоции, то вряд ли бы знал, что он совершит в следующую секунду. Но на этот раз мне открылись не эмоции, а будто сама канва событий. Нет необходимости самому нажимать на курок. Достаточно было всего лишь положить перед ним пистолет ...
Когда до двери оставалось несколько шагов, позади грохнул выстрел. Я вздрогнул, хотя и ожидал этого звука. Обернулся: тело Керберо все так же сидело за столом, его правая рука еще несколько секунд направляла дуло переданного мне Фрэем револьвера себе в челюсть, затем упала на зеленое сукно – и раздался второй выстрел. Пуля по касательной процарапала крышку рояля и со звоном разбитого стекла скрылась в серванте. Лицо босса осталось почти нетронутым, разве что слегка обожженным, но позади него на стене расплылся кровавыми сгустками жуткий цветок.
Эпилог
Колокольчик тренькнул над дверью, возвещая о приходе покупательницы. Солнечные блики играли в ее волосах. И просто глядя на этот медовый цвет, мне стало так тепло и легко, что я и сам не заметил, как вышел из-за кассы.
– Привет, – я постарался улыбнуться как можно более дружелюбно.
Девушка удивленно подняла на меня глаза. Что-то щелкнуло внутри от этого взгляда, и тепло, ярким клубком пригревшееся на сердце, потянуло свои нити к ней, как бы желая передать мое настроение.
– Привет, – она смотрела недоверчиво, словно птичка, которую можно спугнуть одним неосторожным движением.
– Я заметил, ты часто сюда приходишь. Как тебя зовут?
– Надя, – в серых глазах что-то смягчилось, настороженность стала постепенно уходить, уступая место более привычному дружелюбию.
– А меня Андрей, – я протянул ей руку для рукопожатия. – Будем знакомы.
