А солнце отныне светило всегда и везде – даже в самой глубокой тьме. Невидимое, животворящее солнце полуночи… Адам поклонялся ему; он был лучом, посланным в вечность, которому не суждено угаснуть, но не суждено и вернуться в сияющее лоно. И он ощущал себя одной из бесчисленных и бесконечных золотых нитей, из которых сотканы узоры иллюзий – порой невыразимо сладостных и прекрасных, иногда уродливых, болезненных и ужасных, – но неизбежно обреченных на разрушение.
Сейчас старик видел признаки, следы, отпечатки жизни даже в мертвых камнях. Жизнь витала повсюду, словно некая неуловимая субстанция, эфирный ветер, пронизывающий материю и наполняющий лишь бесплотные паруса угасающего сознания…
(Он немного грезил наяву…
Уродливые, пожирающие листья гусеницы рано или поздно превращались в прекрасных бабочек, и те упархивали в обретенный простор. Стадия куколки могла быть исчезающе кратковременной или, наоборот, – длиться невыносимо долго. Но что сама куколка знает о грядущем изменении? У Тодта была слабая надежда, что и его кокон порвется.
«Оставь погибающее дерево, перестань жрать листья! – сказал ему Ангел. – И я дам тебе свет, нектар, свободу… Твое тело – обреченная гусеница, но твоя душа – вечная бабочка. Матрица – всего лишь новая форма существования. Смерти нет, счастливый ребенок. Лети!.. Лети!!!»
Весь мир был куколкой, застигнутой накануне непостижимой трансформации…)
По ту сторону облачной пелены вспыхнула новая звезда.
Конец света оказался немного растянутым. Поэтому Адам стал свидетелем того, как все произошло.
* * *
Первыми исчезли птицы…