Засунув оба указательных пальца в рот, Леснер свистнул, да так, что разом вздрогнули и застыли все отдыхающие.
– Эй, Кирюша! – Леснер с балкона обратился к Кириллу Лехату, который попался на глаза в пятый раз. – Скажи Барбуа, да, вон тому самому, что стоит возле восьмого домика… Скажи ему, чтоб собирал манатки и проваливал из пансионата. Даю ему полчаса. Стой, куда побежал?! Это не все. Зайди в шестой домик, разбуди Апокова и передай, чтоб на всех парах мчался ко мне. Стой! Куда опять побежал? Учись слушать до конца. Забежишь в одиннадцатый домик к начальнику охраны. Скажешь, чтоб подогнали к моему крыльцу «Тимошу». Но пусть сначала позвонит на мой мобильный. Я мобильник куда-то запропастил, найти не могу. Теперь все. Беги!
Леснер вернулся к себе в спальную комнату и через полминуты услышал КВНовские позывные своего мобильного. Оказалось, телефон лежал под подушкой. «А все-таки молодец Лехат. Догадался, что трубка важнее всего, и начал обход с одиннадцатого домика…» Еще через минуту зашел Апоков с помятым утренним лицом.
– Вызывал, Михаил Юрьевич?
– Кто? Я?
– Да, ты…
– Нет.
* * *
Воздух наполняли смешанные запахи сосновой смолы, можжевельника и травы завезенного канадского газона. Клавесин, спрятанный за стрижеными кустами барбариса воспроизводил нежную, звенящую, незатейливую мелодию. Двое молодых аниматоров в такт, не нарушая ритма, подталкивали сиденья качелей, оплетенных искусственной виноградной лозой. На качелях сидели и разговаривали Александр Буревич и Юрий Эзополь. Несмотря на давнее знакомство еще с институтского порога, обращались друг к другу они исключительно на «вы» и по имени-отчеству, подавая пример уважительного отношения для рядом стоящих сотрудников.
– Люблю осень, – вздыхал Буревич. – Ощущаешь себя прямо как в детстве, в далеком счастливом детстве. Разве что не хватает бегающих, маленьких, щебечущих сверстников… Беспорядочно наваленных кленовых листочков, шуршащих под маленькими ботиночками… А вместо этих ребят-аниматоров, которые сейчас нам помогают погрузиться в воспоминания, были мама и папа. И вот так же спокойно, без рывков, без больших амплитуд они меня раскачивали. Клавесина, правда, тогда не было, но его заменял радиоприемник. Давно-давно, еще в советские времена, папе удалось купить импортный приемник с большим диапазоном. И он всегда мог выйти на частоту, где транслировалась хорошая музыка.
– А у моих родителей был клавесин, – улыбнулся Эзополь. – На улицу они его, правда, никогда не выносили, но в квартире давали поиграть.
– И получалось?
– Нет, Александр Витальевич, не очень. И фортепиано не поддавалось, и скрипка не пошла… А вот в шахматы играл с детства неплохо, и с удовольствием. Отца обыгрывал, деда обыгрывал, соседа обыгрывал, а уж сверстников – само собой…
– По вам это видно, Юрий Михайлович, умеете думать на несколько шагов вперед. Приятно беседовать с таким человеком.
– И с вами приятно беседовать, Александр Витальевич. И не только на лирико-музыкальные темы…
Буревич внимательно посмотрел на Эзополя. Затем повернулся, обращаясь к молодым аниматорам, которые подталкивали сиденья.
– Вы вот что, ребята… Большое спасибо за моральную, так сказать, поддержку. Но нам с Юрием Михайловичем хотелось бы остаться вдвоем. Так что идите погуляйте, а мы пока сами как-нибудь покачаемся.
Молодые люди ушли. Еще некоторое время Буревич с Эзополем раскачивались сами. Но на этот раз с одинаковой амплитудой не получалось. Поэтому качели пришлось остановить, чтобы спокойно продолжить начатый разговор. По молчаливому согласию обращались друг к другу опять же на «вы», подчеркивая серьезность обсуждаемой темы.
– Как вы думаете, Юрий Михайлович, эти аниматоры, которые сейчас ушли, гусинские люди или так, сами по себе? – поинтересовался Буревич.
– Здесь, на Селигере, на корпоративном отдыхе «Видео Унтерменшн», не может быть людей «самих по себе», – уверенно проговорил Эзополь. – Если не ваши и не мои люди, то значит, чьи-то. Тем более что эти парни сами вызвались нас покачать. Думаю, что с большой вероятностью это все-таки люди Алексея Гусина. Он сейчас всех спецов по анимации и компьютерной графике под себя прибирает… Не спрашивайте меня, как я получил эту информацию, но, представьте, целыми днями и ночами экспериментирует с орнаментами рамочек. Орет на своих спецов, психует… Каждый день кого-то выгоняет, потом ищет новых. Возможно, что эти двое были как раз из новеньких. Обратили внимание, Александр Витальевич, как ловко они нас раскачивали в такт, чтобы наши головы находились как раз на одном уровне и мы могли бы вести диалог? А качели – вещь убаюкивающая, оттого диалог мог бы получиться излишне откровенным для посторонних ушей. Это Гусину-то и надо…
– А вон с тем, что за клавесином сидит, что будем делать?
– Тот, что за клавесином сидит, точно мой.
– Умны вы, Юрий Михайлович.
– К сожалению, не очень. Вон, Полянскому дал себя «прокинуть» на двести баксов. Столько говна про Бориса и Глеба пришлось перечитать, а нигде ни намека про «верное слово» через рамку. Опоздали мы, опоздали мы с действиями.
– За двести баксов обидно, конечно, – согласился Буревич. – Только не очень-то, Юрий Михайлович, я верю в эти скуфети, про которые вы мне рассказывали. Кстати, до сих пор умалчиваете, откуда у вас такая информация…
– Не спрашивайте меня об этом, Александр Витальевич. Тем более, легко догадаться, что у любых стен могут быть уши. И у леснеровских стен, и у апоковских… Кроме того, такие люди, как Александр Завенович Апоков, после дневного перенапряжения имеют привычку бормотать о своих делах во сне.
– Ого, – улыбнулся Буревич. – Далеко проникла… современная техника… Так вот, даже если все это и правда, и скуфеть действительно утверждает власть над славянами, то зачем вам, Юрий Михайлович, эта власть? Вы же не такой, вы же не политизированный человек! Для вас главное… деньги. А мне и тем более никакая власть не нужна. Я ее… просто-напросто я ее боюсь. Стоит ли нам обоим прикладывать усилия для разработки этой темы?
– Вам не нужна власть, мне не нужна власть, – сдержанно-сердито проговорил Эзополь, – а вот Гусину нужна, Апокову нужна. Вы что, хотите, чтобы желанная скуфеть у кого-нибудь из этих двоих оказалась? Да они нас в порошок сотрут! Пожалуй, я все-таки выгоню клавесинщика… Эй, милый друг! – Он крикнул сидящему за барбарисовыми кустами. – Подойди сюда… Вот тебе триста баксов, и отправляйся куда-нибудь в бар. Мы с Александром Витальевичем сами поиграем.
Клавесинщик ушел. Установилась относительная тишина. Со стороны озера доносились весельные всплески и натужный хохот отдыхающих сотрудниц. По заасфальтированным тропинкам прыгали чирикающие воробьи. Обрывки разговора двух охранников, выводящих леснеровский «Харлей» из гаража… Буревич притих, готовясь услышать что-то очень важное.