Кабийо поднимает бровь:
– Однажды, моя догогая, вы поймете, што шэловек сосдан питаться не тгавами одними.
Фиалка улыбается.
– Мне вполне хватает, – отвечает она.
– Разрешите вмешаться? – произносит бородатый человечек с блестящими глазами, вертевшийся неподалеку во время всего разговора.
Фиалка и Кабийо переглядываются.
– Прошу вас, мистер Дарвин, – соглашается мисс Скрэби. Наконец-то, слово эксперта в их идеологическом диспуте! – Мы были бы очень признательны, если бы вы высказали свое мнение, не так ли, мсье Кабийо?
– Конешно! Это большая шэсть! Разгешите представить вам, мсье, мисс Скрэби.
– Весьма польщен, мисс, – начинает мистер Дарвин. – Я знаком с вашим отцом. Так вот, человек изначально произошел, как мы знаем, от обезьяны. Последние в основном питаются плодами – хотя есть исключения. Тем не менее, если изучить эволюционный путь человека, мы обнаружим некоторые признаки следующего: процесс развития из человекообразных обезьян, которые, в свою очередь, развились из ветви узконосых обезьян, включал, в том числе, адаптацию пищеварительного канала, который…
– Мистер Дарвин! – перебивает его доктор Скрэби, крича через всю залу и проталкиваясь с боем сквозь ряды сверкающих бальных платьев. – Мистер Дарвин! Наконец-то я вас нашел! Вы должны немедленно проследовать за мной – посмотреть на удивительную особь. Ходячий, говорящий гибрид человека и обезьяны – здесь, под этой самой крышей!
Чарлз Дарвин разражается смехом:
– Вот уж действительно, необычайно занимательный банкет. – Он улыбается, а затем, уже тише, обращается к Фиалке: – И от Ее Величества Королевы никто такого не ожидал.
– Это правда! – кричит доктор Скрэби, покраснев. – А доказательство – отец этого экземпляра в дамской комнате! Примат! Мартышка-джентльмен! Я лично его набивал!
Фиалка, чувствуя, как внутри нее что-то жестоко сжимается и она вот-вот лишится чувств, с приглушенным стуком падает в жесткое креслице и начинает яростно обмахиваться веером. Гибрид человека и обезьяны? Не может же отец так говорить о… Вздох застревает в горле.
«Мой отец – прима…» Фиалка слабо стонет, пока доктор Скрэби и мистер Дарвин продолжают дискуссию. «Я не дописал слово», – сказал он.
– Примат? Превосходно! – восклицает мистер Дарвин. – Ценю ваше чувство юмора, мой дорогой Скрэби! Немедленно отведите меня к этой якобы особи!
Пока Фиалка продолжает изо всех сил махать веером, рискуя превратиться в лишенного всякой аэродинамики шмеля и взлететь, смех Чарлза Дарвина слышит компания военных с женами, и они, слегка разгоряченные шампанским, подхватывают шутку и тоже хохочут – из-за чего шум становится еще громче, привлекая интерес окружающих. Шутка передается, и все больше и больше гостей присоединяются к растущей толпе – пока двух ученых не окружает, хохоча, целая стайка пирующих. У побледневшей под слоем пудры Фиалки, которая все также сидит в самом центре шумного сборища, хватает духу слушать назойливую и сбивчивую беседу отца с мистером Дарвином – содержание которой тревожит мисс Скрэби все больше.
– Эго зовут Тобиас Фелпс, – возбужденно продолжает Скрэби. Смысл произнесенных слов доходит до Фиалки, она стонет, а потом замирает, застыв от потрясения. Она не переживала такую бурю эмоций со смерти Опиумной Императрицы. Фиалкин отец тянет мистера Дарвина за рукав: – Экземпляру около двадцати лет, – рассказывает он. – Его воспитывали как человека, и с весьма примечательным – я бы сказал, совершенно потрясающим – успехом. Я собираюсь, мистер Дарвин, – после того как вы лично осмотрите его и подтвердите мои выводы… – Фиалка подается вперед, напрягая слух, – посадить эту особь под замок на пару дней? чтобы остальные зоологи имели возможность с ним ознакомиться, пока он еще жив. – Фиалка хватает губами воздух и закрывает рот рукой. – Затем я убью его, сделаю чучело и преподнесу в таком виде Зоологическому Обществу.
Посадит под замок? Убьет и сделает чучело?
Фиалке вдруг становится необычайно дурно. Она роняет со стуком на пол веер и вцепляется в кресло так, что костяшки белеют от напряжения. Единственное, что она может сделать, дабы не рухнуть в обморок. Так вот о чем Тобиас пытался рассказать ей в тот день! Вот почему он казался таким расстроенным и настаивал, что хочет написать это на бумаге. Не примас – примат! Мартышка-джентльмен!
– О нет! – стонет она, вспоминая с внезапной ясностью готовку и тушение, и креветочный соус, который подавался к блюду, убившему Опиумную Императрицу. – Я его съела! – в ужасе шепчет она. – Я съела его отца! Я каннибал!
– Тогда пойдемте, мистер Дарвин, – продолжает Скрэби. – Я оставил его у колонны. Давайте я вас познакомлю!
Очередная широченная улыбка расползается по лицу Чарлза Дарвина, и натуралист, снова откинув голову, громко смеется – так, что маленькие кусочки пищи вылетают из бороды:
– Возможно, мне тоже стоило прийти в маскарадном костюме, – добродушно хихикает он. – Одеться гориллой. Думаю, такой костюм можно взять напрокат. Такой наряд больше подошел бы поданному поводу, доктор Скрэби? Наверное, – он заговорщически понижает голос, – это бы развеселило Королевскую Бегемотицу, как вы ее называете?
Но доктору Скрэби не до смеха. Он скорее задыхается. Лицо его посинело. Он все еще держит мистера Дарвина за рукав и теперь снова настойчиво куда-то тянет джентльмена.
– Нельзя терять ни минуты, – бормочет сама себе Фиалка, подавляя рвотный позыв и разглаживая кремовый креп вздымающихся юбок.
– Но это – ответ на ваш парадокс, сэр! – уверяет Скрэби Дарвина, который хохочет так душевно, что того и гляди задохнется. – Клянусь, сэр, это не шутка!
Дарвин опять смеется.
– У меня нет парадоксов, – отвечает он.
– Что ж, теперь есть! – взрывается таксидермист, дергает Дарвина за руку и тащит через бальную залу. Стайка заинтересованных зрителей, болтая и посмеиваясь, идет вслед за ними. Каким неожиданно занимательным оказался этот праздник! Они удаляются, и Фиалка закусывает губу – в голове бешено скачут мысли.
– Толкайте! – кричит Эбби близняшкам.
– Я предупреждала, – фыркает Опиумная Императрица, паря возле туалета.
Ничего она не предупреждала, но Эбби не в состоянии спорить. Когда она позвонила в Медицинский Центр Лысухинга, ее соединили со службой «Скорой помощи», а те наотрез отказались высылать неотложку.
– Но это правда! – завопила Эбби.
– Все так говорят, дорогуша, – устало изрекла дежурная сестра.
– Мы заплатим штраф – нам все равно! – прокричали близняшки.
– Простите, дорогуша, – закончила сестра, когда Эбби ей это передала. – Дело в том, что все машины на вызовах. Этот день окрестили Днем Сумасшествия.