Ознакомительная версия.
Он активировал электро-перчатку! Эта кукольная рожа просто взяла и метнула в Спартака заряд, отбросивший его. Во мне снова вспыхивает гнев, но уже совершенно иного происхождения: я концентрирую всю ненависть, испытываемую к Бессмертным на одном человеке. Страж, должно быть, наконец, осознал, что я не буду больше с ним церемониться и стал предпринимать отчаянные попытки высвободиться из моей металлической хватки.
Тщетные попытки надо сказать.
Я принялся колотить его по уцелевшей левой стороне лица и с каждым моим ударом, парень кричал все отчаяние, хотя боли он не чувствовал, но думаю реальное приближение смерти напугало его до чертиков.
— Что ты знаешь?
Ударом разбиваю ему фарфоровый нос вдребезги. Он задыхается, может говорить, но не делает этого, лишь вопит.
— Зачем вы похищаете нас?
Бью в губы: они трескаются и крошатся. Я задумываюсь о том, насколько сильным был удар от электро-перчатки. А если Спартак погиб…? Не может быть! Я должен оставить Стража и бежать на выручку другу, но я чувствую, что вот-вот пленник сдастся.
— Зачем вы прибыли?! Отвечай! — я замечаю как, высвободив правую руку, Страж Бессмертных направляет ее на меня. Он хочет активировать удар электричества, который наверняка меня поджарит.
Он сделал это напрасно! Я в бешенстве…
Одним коленом я упираюсь парню в плечо, другим давлю на грудь, а обеими свободными руками хватаюсь за его правое запястье и тяну. Тяну с такой силой, что из моей груди вырывается рык от натуги; парнишка скулит. Я смотрю ему в глаза и выкрикиваю все те же простые вопросы, ответы на которые — все, чего я хочу от него. Но он так и не раскрывает мне своих тайн.
Ну что ж, он, несомненно, поплатиться за свое упрямство.
Режущий слух скрип, а затем в моих руках оказывается отделенная от тела кисть Стража.
Никакой крови, одни осколки. Если бы была кровь, было бы намного легче перестать их ненавидеть, я смог бы остановиться, перестать считать их противоестественными монстрами, но вокруг меня сухо… Страж в отключке, должно быть шок, точно не из-за боли.
Снимаю с оторванной руки механическую перчатку и небрежно кладу ее во внутренний карман куртки, почему-то мне кажется, что она еще пригодится. И больше не уделяя Бессмертному внимания, бегу к тому месту, куда по предположению откинуло Спартака.
Друг лежит на спине в пятидесяти шагах от места, где шла борьба. Я больше всего боюсь увидеть его бездумно глядящим в черное ночное небо, так как смотрят только мертвецы, брошенные на земле. Боюсь, что чувство вины за то, что сразу же не кинулся ему на помощь, впоследствии меня сломит. Это только внешне я угрюмый и неэмоциональный, но на самом деле я чувствую все, может даже сильнее других. Просто я никогда не находил в себе сил выказывать людям свою симпатию.
В каком-то смысле я трус, когда дело касается выражения чувств. Мне проще сделать что-то для человека реальное, способное изменить его ситуацию к лучшему, чем нести весь этот «чувственный бред». Но сейчас, сокращая расстояния до тела Спартака, я пожалел, что не сказал ему, как важна для меня наша дружба.
Внутри все сжато, словно в тесках, крепче стискиваю зубы. Его глаза закрыты (слава Богу!), лицо повернуто набок и вроде бы нет никаких внешних повреждений. Когда я оказываюсь возле него, то начинаю пристально всматриваться — вздымается ли его грудь? И хвала всевышнему — мой друг дышит! Тут же чудовищное напряжение покидает мое тело, и я, словно потеряв все силы, опускаюсь на землю рядом со Спартаком.
Какое-то время я лежу, молча, тяжело дыша, давая другу время придти в себя. И только одно лицо приходит ко мне из темноты, только один человек не покидает моих мыслей, когда я закрываю глаза. Саванна. Где она сейчас? Должно быть уже близко, спешит на встречу со мной, но это не может принести мне облегчения, лишь новую порцию нестерпимой тоски. Как жаль, что я не умею рассказывать о своей боли друзьям или родителям. Может, если бы я рассказал кому-то, способному выслушать меня и понять, какая-то часть груза, что я ношу, исчезла, но я всегда держу чувства при себе.
Больно… По-настоящему. Видеть ее лицо, вспоминать все, что было, и понимать, что уже никогда не будет так, как прежде.
Спартак приходит в себя и, усаживаясь на земле, начинает задыхаться от кашля. Я тоже приподнимаюсь, в качестве поддержки кладу ему руку на плечо. Полностью придя в себя, мы идем к моей машине, друг не спрашивает о том, что мне удалось выяснить, и жив ли еще Страж. Думаю с каждым разом, когда он видит, как я выхожу из себя, какая-то часть его веры в меня исчезает. Безусловно, он будет идти со мной до самого конца — что бы это ни значило — но когда он узнает, что я задумал и во что меня по собственной воле втянули, от нашей дружбы останутся лишь воспоминания.
— Не ходи сегодня на собрание, лучше отлежись. — советую я ему, когда мы подходим к машине.
Кроваво-красная Шевроле Импала, ждет нас на границе с Византией, где собственно мы и подловили Стража Бессмертных. Эта тачка мой раритет. Мое сокровище. Я даже в мыслях не могу сравнивать Импалу с тем дерьмом, на котором таскаются по Византии. Эту красавицу я собственноручно собирал по частям на протяжении семи лет, выискивая детали в самых невероятных местах. Она как живая для меня.
— Заметано! — без особого энтузиазма отзывается Спартак на мое предложение. — Этот уродец хорошенько меня приложил.
Друг даже не старается хорохориться, слишком очевидно как ему хреново. Вообще-то Спартак визуально больше меня, мускулатура выражена ярче, да и девчонки всегда вились вокруг него толпой (думаю дело тут в фирменной улыбочке), но ему никогда не срывало крышу так, как мне. Конечно, он дрался, чаще всего выходил победителем из разных потасовок, но наблюдая за ним со стороны, я понял, что ему это не доставляет никакого удовольствия. В его глазах никогда не горит гнев, в моих же напротив — бушует пламя. Сильные стороны друга — это преданность и доброта, как бы сопливо не звучало. Но я безмерно уважаю его за это.
— Я заеду за тобой рано утром. Дельце будет не из простых. — еще раз напоминаю другу о том, что нам предстоит сделать завтра. Знаю, что он не в восторге.
— Да помню я. — прислоняя голову к холодному стеклу, огрызается он.
Какое-то время мы едим в полном молчании, нас окружает лишь звук мчащихся по гравию колес. Если бы нельзя было отвлечься на этот шаркающий звук, было бы куда сложнее ехать в тишине. Всегда нужно что-то говорить. Словно без слов, между тобой и тем, кто рядом, прокладывается пропасть.
— Спасибо, что помог мне сегодня. — благодарю я его, когда мы оказываемся в черте поселения Смертных.
Ознакомительная версия.
