Потом шок сменился чувством огромного стыда. Двадцать лет на глазах у землян погибали люди. Умирали от голода, от болезней… Люди, рождённые равными, ничем не отличавшиеся от землян. Которых можно и нужно было спасти.
Антон только диву давался: можно было подумать, дети какой-то другой планеты уже второе поколение играли в Арату Красивого и Сатарину Беспощадного. Вот уж воистину, лучше раз увидеть, чем сто — прочитать.
Все программы Института были свёрнуты, разворачивался «Рог Изобилия» — огромная спасательная операция КОМКОНа под прямым контролем Совета.
…Первое время арканарцев привозили безо всякой системы — лечили, давали возможность учиться и работать.
Некоторое отрезвление наступило после Мятежа.
И вот тут-то на сцене появились официальные власти Арканара.
…В общем-то выступление дона Рэбы в тот день должно было стать чистейшей формальностью. Совет благодарит епископа Арканарского за мужество и находчивость при «стихийных выступлениях», епископ выступает с ответной речью. Четверть часа на всё, затем Совет переходит к более серьёзным вопросам. Например, пересмотру всей арканарской стратегии Ямакавы и избранию нового председателя. Присутствовало довольно много историков и этнографов. Для них это было весьма любопытным экспериментом: дикарь во Всемирном Совете. А дикаря-то не было. На трибуну поднялся нестарый ещё человек в костюме по последней земной моде — неброском, но подобранном с большим вкусом. Безукоризненно выбритый, красиво седовласый. И речь его сразу пошла в неожиданном направлении. Он говорил о трагическом недоразумении между народами двух планет. О средневековой дикости. О том, что и землян и Святой Орден привела в Арканар общая цель: учить и защищать. О том, что понять — не всегда значит упростить.
Выступление шло в прямой трансляции, и Антон до сих пор помнил удивлённый возглас одного из историков: «И про этого человека нам рассказывали столько мерзостей?!».
«Вы превосходные специалисты, — между тем говорил дон Рэба, — Скажу честно — я не понимаю и тысячной доли того, что знает каждый из вас. Но я разбираюсь в людях». Засим представитель Арканара указал, что его попечением давно уже создана и действует Патриотическая школа, где учатся самые талантливые из молодых арканарцев — безотносительно к происхождению. Каковая школа с успехом могла бы отбирать и подготавливать кандидатов для обучения на Земле, а впоследствии — отчего нет — проводить это обучение непосредственно на месте. И высокочтимый отец Кин будет всецело «за», если во вверенном ему учебном заведении будут преподавать специалисты с Земли. Заканчивалась речь призывом сотрудничать плечом к плечу.
На том же заседании дон Рэба был почти единогласно избран членом Всемирного Совета. Следующим вопросом совет утвердил статус Патриотической школы, одобрил проект «Рог Изобилия» и вновь избрал своим председателем профессора Ямакаву. А также отклонил одинокое предложение Алана Шинохара из Сорбонны просмотреть сцены практических занятий выпускников школы, отснятые в Весёлой башне. «Хотелось бы напомнить, что Ваш уважаемый университет также был основан, как школа Инквизиции».
Теперь, пять лет спустя, был готов уже второй выпуск.
На фоне таких исторических событий никто не обратил внимания на списание с Базы стажёра Ангелова за «безответственное проникновение в систему всепланетного вещания, повлекшее за собой утечку закрытой информации, чреватую массовым этическим шоком».
И уж совсем незамеченным остался чей-то ответ на вопрос относительно судьбы бывшего наблюдателя: «Мы не дадим ему стать героем».
Всё это и многое другое изнывающий от скуки всё-ещё-стажёр нашёл в БВИ — в ходе пресловутого «безответственного проникновения». Собственно, это проникновение да загадочные четырёхугольники — вот и всё, чем он занимался в архиве. Как, впрочем, и в предыдущих трёх местах, как только осознал, что стажа ему не подпишут — никто и никогда.
Архив СГБ был обширен.
Помимо документации Службы, поступали сюда и ежедневные сводки Аварийной службы. Впрочем, активно использовалась только небольшая часть подвалов.
Дальше начинались километры пыльного кристаллохранилища, плавно переходящего в стеллажи пожелтевшей бумаги — там хранились архивы всех спецслужб мира. Забираться ещё глубже не рекомендовалось. Именно здесь держали оборону последние из офицеров мятежного генерала Зун Паданы, некогда захвативших здание Службы Безопасности ООН. Семьдесят лет прошло с того лихого времени, но и по сей день попадались тут мины-растяжки и невзорвавшиеся снаряды. Говорили, что до сих пор бродит в этих подземельях легендарный полковник Мартинес — в лохмотьях камуфляжки, со спутанной седой бородой, и вычищенным до блеска АК-147.
День начинался всегда одинаково: приходил контейнер со свежими кристаллами. За пару часов Руди с Петей раскладывали их по свободным гнездам. Собственно, на этом работа в архиве заканчивалась.
Как-то Антон поинтересовался, почему этим не может заниматься кибер. Петя сделал страшные глаза и оглушительно зашептал:
— Ш-ш-ш! Не можно! Устав СГБ!
После чего, как всегда, погрузился в загадочные четырёхугольники. Антон сел писать:
«Здравствуй, малыш
Очень скучаю по тебе. Как ты там?..»
Дальше не шло — хоть сдохни. До спазма. Уже две недели. Да и о чём? Последнее письмо Киры было коротким: «Понимаю, что огорчишься, но больше отвечать тебе не смогу. Понимаешь, Яну очень неприятно, что его жена перед Богом (тут у благородного дона Руматы вырвался ядовитый смешок) переписывается с посторонним мужчиной. Тяжело говорить об этом, но больше мне писать не надо. Твои письма будут автоматически пересылаться обратно».
Прочитав эти строчки, Руди долго сидел в сумрачном молчании. Потом повернулся к Пете и странным голосом попросил выяснить, при каких обстоятельствах, он, Руди, со своей чёртовой дюжиной в индексе может отправиться на Ружену. Петя приморозил очередной падающий четырёхугольник, поколдовал с минуту над терминалом и извлёк на экран «Кодекс индексов». Который сам Антон безуспешно разыскивал уже пять лет.
— Та-ак… «Ради спасения жизни»… не убедишь… «Решением Всемирного Совета»… безнадёжно… «Особо ценный/незаменимый специалист». Гм? Попробовать?
Он попробовал. Забросил все дела. Пытался читать оставшийся от Киры том «Основ молекулярной биологии». Мало что понял, и ещё меньше запомнил. Сейчас мучительно продирался сквозь «Фауну и флору планеты Ружена». Получалось плохо. Склонностью к естественным наукам Антон не страдал никогда. Что, кстати, ещё в школе отметила комиссия по распределению. Все эти копошащиеся гады вызывали чувство какого-то атавистического омерзения. Да и биологический жаргон понимал с пятого на десятое. Чего стоило хотя бы такое: «эцидии без перидиев». Что? Без чего? И почему должны быть с? Всего несколько строчек, и он проваливался из осточертевшего подвала в зелёный мир Ружены.
