— Это хорошее место. Сядь здесь и слушай, и ничего не бойся. Я буду рядом, если понадобится, приду на помощь.
— Здесь водятся волки?
— Волков здесь нет. Здесь есть кое-что пострашнее волков. Слушай.
И Степан остался один. Он не знал, далеко ли ушел Сейрос, тишина гор и мрак наступающей ночи почти сразу поглотили его шаги. Степан провел рукой над камнем, как это сделал старик. В одном месте камень показался ему теплее. Он не знал, чем отличается этот камень от сотен других, он просто сел на него и стал ждать. Ночь текла медленно и странно. Странно, потому что очень скоро Степан перестал ощущать холод и жажду, он словно становился частицей ночи, растворялся в ней, а ночь не может ощущать ни холода, ни страха. Может быть, ночь — всего лишь ожидание дня. Все имеет свою противоположность. Рождение — смерть. Прилив — отлив. Взлет — падение. Ритм во всем, в каждой вещи, в каждой частице материи. В ее глубинах и на самой поверхности… Странные мысли нашептывала ночь. Мысли о том, что человек и Вселенная едины, что Вселенная растворена в человеке, а человек может раствориться во Вселенной, не потеряв себя. И это было самым трудным…
Так началось его учение. Учение без книг и долгих речей. Степан узнал, что человек может довольствоваться ничтожно малым, что главная задача воина — это умение накапливать в себе энергию, разлитую в природе, умение находить и чувствовать ритм в каждой вещи. Он еще не знал, для чего существует этот ритм, но уже понял, что за ним скрыта одна из главных тайн природы.
Иногда Степану казалось, что окружающая его реальность, вся эта пустыня, поиски и накапливание таинственной силы, проникновение в суть вещей — все это лишь сон. Что вот-вот он проснется, и все будет как раньше, но шли дни, недели, месяцы… Его тело стало стройнее, взгляд пристальней, внимание обострилось. Он стал различать звуки и улавливать движения, недоступные обычному восприятию. Он научился никуда не спешить и ждать, ждать так, как будто впереди была вечность.
И лишь иногда сквозь это бесконечное ожидание проникала в его сознание прежняя глухая тоска по дому. В один из таких дней, почувствовав его настроение, Сейрос сказал:
— Сегодня я должен сообщить тебе нечто важное. Нужен “круг”. Приготовь все необходимое.
Это означало, что тайна, которую собирался ему открыть учитель, настолько значительна, что нуждается в специальной магической защите.
Влияние внешних злобных сил ощущалось тем сильнее, чем тоньше становилась перегородка, отделявшая воина от мира иных, незримых для обычного человеческого взгляда измерений. Степан не знал, так ли это. Критическая оценка действий учителя ему никогда не удавалась, слишком велика была гипнотическая, подавляющая волю сила, которая незримо окружала все, связанное с Сейросом. И потому Степан, не раздумывая и не возражая, подчинился.
Прежде всего нужно было в расселинах северных скал набрать веток колючего кустарника мискаля. И хотя там, куда они потом пойдут, растет сколько угодно точно такого же мискаля, годился только этот, омытый северными ветрами, собранный недалеко от дома.
Потом они долго ждали заката, сидя в открытом дворике и набирая силу для трудной дороги. Наверно, для постороннего наблюдателя их сборы выглядели более чем нелепо, но к этому времени Степан уже понял, что Сейрос ничего не делает зря, и научился держать при себе свое мнение. Тем более что с таким же успехом он мог бы спорить со скалой, на которой рос мискаль.
Солнце на здешнем небосклоне двигалось чрезвычайно медленно, и, хотя они вышли перед самым закатом, а дорога к восточным склонам хребта занимала не меньше четырех часов, оставалось еще достаточно светлого времени, чтобы выбрать нужное место.
На небольшой ровной площадке, покрытой толстым слоем песка, Сейрос нарисовал круг, поперечником метра в полтора, и затем утыкал его границы ветками мискаля. Получилась довольно высокая зеленая изгородь, почти скрывшая от глаз Степана фигуру учителя. Степан не мог видеть того, что происходило внутри круга. Стоя неподвижно, он ждал часа два или три. Наконец, когда сумерки совсем сгустились, Сейрос сделал ему знак, приглашая войти внутрь круга.
— Здесь мы можем говорить обо всем. Нас не услышит ни одно живое существо в обоих мирах. У мертвых предметов я тоже на всякий случай стер память.
Учитель надолго замолчал, и Степан не произнес ни звука, понимая, что сейчас нельзя перебивать ход его мыслей. Слышно было, как ветер шелестит ветвями мискаля у них за спиной.
— Я надеялся, что со временем твоя тоска по оставленному дому станет меньше, но этого не случилось. Мне так и не удалось сделать из тебя настоящего воина. У воина чужих пространств не должно быть собственного дома. Так или иначе, твое обучение подходит к концу. Вскоре мы должны будем расстаться. Те, кто заключил с тобой договор, вернутся за тобой. Ты станешь вещью, пешкой, выполняющей их приказы.
Степан лишь крепче стиснул зубы. За долгие месяцы обучения он привык слушать собеседника молча и скрывать свои чувства. Он думал о том, что успел привязаться к этому немногословному, суровому, но справедливому человеку, на короткое время заменившему ему всех тех, кого он любил в своей прежней жизни. Он знал, что и Сейросу небезразлична его судьба, хотя тот никогда и не выказывал своих чувств.
— Я так и не смог узнать, зачем ты им нужен. С этим связана какая-то важная тайна. Науке воина, с их согласия, обучают лишь тех, кому предстоит совершить нечто необычное, но в любом случае помни — все, что исходит от них, всегда связано со злом.
— Они вернут меня обратно в мою страну?
— Об этом забудь. Для тех, кто хоть раз вышел за границы своего времени, обратной дороги нет.
— Тогда скажи мне, как поступить. Человека можно сделать воином, но после этого он не согласится стать игрушкой в чужих руках.
— Ты прав. И, кажется, я все же не зря учил тебя древней науке. — Сейрос надолго замолчал. В сгустившихся сумерках Степан не мог видеть его лица, но, и не видя, он знал, что на нем не изменилась ни одна морщина, не дрогнул ни один мускул. Ничто не выдало той напряженной работы мысли, которую он чувствовал благодаря незримой связи, возникшей между ними за время обучения.
Охраняя покой его раздумий, Степан прислушался к находившемуся за границей круга пространству тем внутренним, особым, слухом, которому научил его Сейрос. Совсем близко, у самого края ущелья, раздавались чьи-то тяжелые шаги, от которых вздрагивала земля.
Деревья и камни, содрогаясь, потрескивали. Холодом ночи, леденящим и смрадным, повеяло с той стороны, где только что прошло незнакомое Степану существо.
