Ожидающих в этот час было немного — те, которые всю ночь продремали на берегу, и те, которые ночевали в отеле. В первом ряду сидела Ева и смотрела на реку.
Игорь Николаевич подошел к ней.
— Приятного ожидания, — сказал он. — Извини, что ночью ушел…
— Приятного! — бодро отвечала Ева.
— А я, кажется, тут на работу устроюсь. Наверху парфюмер дождался врага и уходит. А я всю ночь вкалывал. В семнадцатый рукав враги прямо косяками шли, успевай только обрабатывать! Вот смена кончилась, меня отпустили…
В голосе Игоря Николаевича была скромная гордость труженика, влившегося в большое, общее дело.
— Есть будешь? — с заботливостью жены спросила Ева. — У меня бутерброды с бужениной.
— Ох, это бы здорово — с бужениной. И знаешь, работа довольно творческая. Я не сразу разобрался, а к утру кое-что стал понимать.
Ева достала из сумки бутерброды, дала Игорю Николаевичу коричневую бутылку.
— Это что, «Жданка» номер три? — обрадовался он.
— Специально для тебя взяла. Ты же знаешь, я пива не пью.
Игорь Николаевич благодарно улыбнулся. Кажется, у них возникала настоящая семья…
Днем пришлось съездить на работу — на бывшую работу. Оказалось, приказ об увольнении уже существует, но еще не подписан — шеф помчался куда-то в Америку недели на полторы. Игорь Николаевич подумал, что при любом раскладе нечего держаться за место в офисе, когда есть возможность устроиться ночным парфюмером, и решил больше на работу не возвращаться, а заглянуть когда-нибудь за трудовой книжкой.
На берег он пришел к вечеру. Ему оставалось всего девять утренних часов, но он не хотел упускать возможность: вдруг позвонят насчет парфюмерской должности, а он уже здесь! Так и вышло. Игоря Николаевича вызвали к начальнику шестого распределительного пункта, который был совсем высоко по течению, и там он согласился на все условия.
— Учтите, много мы платить не можем. И работа всегда в одну смену — ночью, — сказал начальник. — Если хорошо себя зарекомендуете, переведем вас подменным дневным парфюмером.
Игорь Николаевич понимал, что этот толстый дядька — шишка на ровном месте, раз его кабинет расположен прямо на берегу под навесом, пусть даже навес в доподлинном восточном стиле. Но если не признать дядьку за крупную персону — парфюмерская должность махнет хвостиком.
— Да, конечно, я постараюсь! — выпалил он.
— Ваша зарплата начнет поступать на счет, и из нее будет оплачиваться ваш абонемент. На руки вы получите очень мало.
— Мне много не надо.
— Тогда — вон там наша бытовка. Будете приходить на берег через служебный вход, вам выпишут пропуск. В течение двух недель сдайте трудовую книжку, медицинскую книжку, справку о здоровье….
— У меня нет медицинской…
— Ну так сделайте.
Начальник кивнул, и это означало завершение аудиенции. К Игорю Николаевичу подошел ожидавший его дневной парфюмер, который замолвил за него словечко.
— Ну, поздравляю! — тут последовали два обязательных хлопка по плечу. — Ты вот что — ты прописаться должен. А то повязку не получишь.
— Ну, это само собой! — воскликнул счастливый Игорь Николаевич.
На берегу можно было приобрести спиртное, но слабенькое — пиво там, сухарь, портвешок (марочный, правда), это самое японское саке, дорогое и совершенно бесполезное, из крепкого — ликеры. А выставляться ликером — это как-то даже непристойно. Игорь Николаевич решил затовариться в городе. Он взял большую спортивную сумку и забил ее тем, что соответствовало мужским понятиям о прописке: водкой, колбасой, копченым салом, солеными огурцами, сыром, черным хлебом. Денег не экономил — ему с этими мужиками на берегу жить, нельзя с самого начала показать себя тупым скупердяем.
Сумка образовалась тяжеленная. Тащить ее лишних десять метров — и то уже было морокой. Игорь Николаевич решил спрямить дорогу и пошел через городской парк.
Он здесь не был, почитай, с тех самых времен, когда бабушка приводила его повозиться в песочнице. Грязный пруд, любимое место мальчишек и кошмар их родителей, остался вне его интересов. А пруд за последнее время расчистили, благоустроили и, учтя, что он на редкость неправильной формы, в самом узком месте перебросили художественный мостик, на берегу же установили белые скамейки. Игорь Николаевич, умаявшись, остановился, поставил сумку на скамейку и стал улаживать в ней поудобнее бутылки и пакеты.
На другом конце скамейки сидел тихий старичок. Он повернулся к Игорю Николаевичу.
— Добрый день, — приветливо сказал старичок.
— Добрый день, — рассеянно отвечал измочаленный Игорь Николаевич.
— Присаживайтесь.
— Простите, некогда.
Игорь не врал — он действительно торопился на берег.
— А зря. Вместе ждать веселее. Это неправда, будто они проплывают только раз. Если хорошенько ждать, они приплывают дважды и трижды!
Сказав это, старичок многозначительно поднял указательный перст и, склонив голову набок, этак кокетливо улыбнулся. Повеяло безумием. А сумасшедших Игорь Николаевич не любил.
Впрочем, какая-то из его извилин, ответственная за логику, возмутилась независимо от диагноза. Врага могло принести течением. И только.
— Это же пруд! Откуда им тут взяться? — спросил Игорь Николаевич.
— А я вам говорю — если внимательно смотреть, то вон оттуда… дважды и трижды!
Перст указал на крутой мостик. Из-под моста, стало быть, как если бы враг самозародился в тени под мостом… Тьфу!
Игорь подхватил сумку и обошел скамейку сзади. Теперь стало видно, что рядом со старичком стоит большой керамический чайник.
Поняв, что напоролся на бывшего клиента, Игорь Николаевич содрогнулся — но разбираться не стал и торопливо ушел. Ему нужно было попасть на берег в пересменку, чтобы за столом встретились и вечерняя, и ночная смена. Хотя со столом у него была проблема — он еще не наловчился сидеть по-восточному перед этим маленьким и низеньким, больше похожим на подставку для цветочных горшков, столиком. И резать колбасу в такой позе было как-то несподручно, а уж с водкой — сплошное недоразумение, потому что начальство строго следило за местным колоритом и изымало граненые стаканы. Но какая же водка без стакана? Какая, спрашивается, водка в крошечных пиалушках для саке?.. Однако как-то умостились, в тесноте — да не в обиде, и расплескали, и обмыли белую повязку, и опять расплескали, и отдельно обмыли форменную юкату, и погрузили Игоря Николаевича с головой в местный фольклор, а потом тихонько, чтобы ветер до клиентуры не донес, запели пьяными и сладостными голосами:
Милый враг, наконец-то мы вместе!
Ты плыви потихоньку, плыви!
Сердцу хочется ласковой песни…
Словом, прописался Игорь Николаевич исправно, получил личный гвоздик в дощатой, скрытой за кустами бытовке, куда вешать плечики с дневной одеждой, получил оставленную предшественником полочку для всякой мелочевки, а также доступ к холодильнику и душевой.
