Ознакомительная версия.
— Но парсы тоже балуются мясом.
— Не все. И я не вас имела в виду. Цветок лотоса чище ягненка.
— Возможно, вы правы. Христианство не относится к самым идеальным решениям. Человек могущественнее монархов и сильнее закона.
— Вы верите, Луций, что и животным уготовано спасение после смерти?
— Я верю, что ни одно, даже самое малое существо не исчезает бесследно. Я верю также, что даже самый злостный преступник приобщится потом к вечному блаженству. Так, похоже, думает и патер Феликс, только никогда не говорит об этом.
— А что же тогда может заставить нас быть добрыми?
— Это как раз тот самый вопрос, по поводу которого патер Феликс хранит молчание. Но его молчание воспитательного свойства.
— В нашем учении, — сказала Будур Пери, — добро и зло строго отделены и в потустороннем мире. Они удерживают равновесие, вечно сменяя друг друга, но никогда не смешиваются.
Луций поднялся и начал ходить по ковру. Голос, казалось, доносился до него издалека. Он осмелился робко сказать:
— Поэтому ваши жрецы еще и маги. Для них чистота то же, что для нас любовь.
Он почувствовал, что его охватывает беспокойство, словно что-то чужеродное как петлей перехватило мысль. Дыхание тоже изменилось. Это уже начинало пугать. Он расстегнул ворот, ставший вдруг тесным, и уменьшил свет, шедший со стен.
— Вероятно, действует конопля. Все-таки, по-видимому, не зря мы соблюдали дозу. Во всяком случае, я буду стремиться удержать осознанное любопытство и сохранить нейтральную позицию. Не было еще такого опьяняющего средства, чтобы оно одолело меня.
Словно стоя перед зеркалом, он настойчиво повторял одни и те же слова:
— Я провожу эксперимент, я провожу эксперимент…
Он услышал мурлыканье Аламута, лежавшего на красной подушке. Животное, казалось, стало больше, крупнее; желтые глаза светились и, не мигая, внимательно глядели на него.
Будур сидела в кресле, ярко освещенная, словно подключенная к свету, льющемуся со стены, раскинув руки по подлокотникам. Глаза широко раскрылись, зрачки увеличились, грудь вздымалась и опускалась от учащенного дыхания. Он сел рядом с ней и положил свою руку на ее.
— Будур, вы слышите меня?
— О да, я слышу вас. И еще, как ужасно стучат часы. Останьтесь со мной, милый друг.
На самом деле, ему тоже казалось, что удары маятника заполнили комнату, словно ею раскачивали с силой. Серпик луны. Может, это их дыхание, а может, порывы далекого штормового ветра? Звук был пронзительным, царапал, даже рассекал слизистую. Будил тайное желание, но оно было настолько сильным, что причиняло боль.
Вдруг сузились стены и вплотную обступили их, сразу как-то одряхлев и покрывшись трещинами. Древние каменные стены уплотненного и прожитого цивилизациями времени. Отделилась серая заскорузлая штукатурка, обнажив вмятины и пустоты в клздке. В одном из таких углублений лежала свернувшись ядовитая змея. Ее обратившееся в камень жало чуть не коснулось его лба. Оно было такого же цвета, как и седые стены, и казалось таким же безжизненным, как они. И только глаза змеи светились, источая глубоко спрятанную в них магическую силу.
Луций задержал дыхание, рассматривая ее. В стене вдруг образовался небольшой пролом, заросший плющом и прикрытый папоротником, будто ресницами. Они вошли в него.
* * *
Словно они попали в склеп — ужасный дух запустения встретил их. Тяжелый маятник продолжал равномерно стучать и здесь.
Будур потянула Луция назад:
— Давайте вернемся.
Он огляделся: стен и прохода больше не было видно. Их окутывал легкий туман, сквозь который было видно не дальше чем на несколько шагов. Но в этом видимом пространстве предметы проступали довольно отчетливо. Он пробормотал:
— Нам нужно идти дальше. Это ведь все один обман, что тут нас окружает.
Они медленно шли между деревьями и голыми изгородями из кустарника, как это выглядит в природе обычно поздней осенью вблизи промышленных городов. Капли тумана падали с голых веток, по которым прыгали вороны. Ужасное дыхание смерти разлилось в воздухе, слышалось ржание коней, вой собак, грохот колес и шум шагов, шаркающих под непосильной тяжестью. — Мы, должно быть, попали на живодерню. Да вот же она. Они стояли на площадке, где была вытоптана вся растительность, деревья вырублены. Луций прочитал надпись на щите:
Распределительный лагерь № 23, секция № 1
Гора бесцветной студенистой массы росла, непрерывно дрожа. Вороны кружили вокруг нее плотными стаями, выхватывая полоски тягучей, вязкой субстанции. Непрерывно подкатывали грузовики с новыми грудами массы и наращивали гору. Их двигали моторы, лошади, а также люди и собаки. Фигуры в желтых куртках крюками сгружали содержимое с машин.
Но одновременно казалось, что гора уменьшается. Цепочки носильщиков наполняли ведра, бочки, плетеные корзины и уносили их отсюда, к другим кучам, которые колыхались в садах. Казалось, эти люди ничего не видят и не слышат и полностью погружены в свой цикл. Окликнуть их было бы в высшей степени опасно. Они заглянули в чудовищную кухню мира титанов. Но одновременно угадывался триумф в высотах, где зрелище воспринималось как великолепие, дерзкая шалость и переходило в благоухание аромата, и это предчувствие было еще более тягостным, чем само лицезрение. А невидимый маятник продолжал отсчитывать удары.
Луций почувствовал, что уже первые картины увиденного сломили его, и им овладело отчаяние. В него заползла пустота бездны, одолевая его своей страшной мощью и ликуя, что взята крепость, осада которой продолжалась довольно долго. И герой, и рыцарь, и Орфей тоже были тут бессильны. Последним триумфатором стал червь.
— Я связался с вещами, превосходящими меня в силе. Вы правы, нам надо вернуться.
Они повернули назад. Тропинка петляла среди садов и вывела их на дорогу, по которой извозчики возвращались в город. В ярмарочных ларьках бабы торговали шнапсом и грубой деревенской едой. Маятник все раскачивался и гудел, как зловещий городской набат. Будур повеселела и вела Луция за руку. Впечатление было такое, что она уже забыла про то зрелище, совершенно убившее его.
Они вошли на окраину, где стояли первые городские дома. Улицы были перекрыты сводами, а стены домов освещены каким-то непонятным светом; они шли словно по ходам лабиринта. Какая-то зловещая, тягостная неразбериха заполняла эти ходы, до слуха доносились жалобные стоны и причитания. Казалось, что толпы людей кружат по лабиринту, не находя выхода.
Проходя мимо, они видели, как в подслеповатых подземельях ходят по кругу невольники, вращая давильные камни и качая воду, — в каменный пол впечатался след их ног. Даже в формах ручных механизмов и приспособлений повторялся мотив их принудительного труда — в валках, катках, часах, мельничных жерновах, колесах и кругах любого вида. Глаз отдыхал, если встречались изогнутые линии, спирали или хотя бы такие овалы, как черепаший панцирь.
Ознакомительная версия.
