Видимо, лихая четверка, дезертировав, прихватила с собой канонерку на память.
Причина «ухода в бессрочный отпуск без уведомления» была довольно проста и даже, в некотором роде, типична для Брумоса. Там до сих пор можно было стать командиром роты, батальона, полка, просто заплатив достаточную сумму денег, а то и просто — потому что твой папа знаком с лордом Бэзилом, а тот не против того, чтобы помочь желанию сына своего старого друга поиграть в солдатиков. Или вот так, как произошло с Третьим полком Королевской морской пехоты.
Его подарили.
Ну, не сам полк, конечно, все же не шварцы в нем служили. Подарили должность командира полка. Не кто-нибудь, а сама королева и не кому-нибудь, а своему двоюродному племяннику, с родословной уходящей аж в Дикие века и еще раньше.
Вот только вереница славных предков вместе с родословной не передала ему ни капли полководческого умения.
Начал военную карьеру племянник с того, что загнал на камни судно с бойцами собственного полка и не придумал ничего лучше, чем приказать им выстроиться вдоль борта, чтобы корабль продержался на плаву хоть какое-то время, пока с него спасутся гражданские. Впоследствии газеты назвали поступок солдат, молча стоявших в шеренге, пока корабль набирал воду, «героическим». Еще бы ему не быть героическим — либо ты стоишь и у тебя есть шанс выплыть и выжить — хотя, в холодных зимних водах… — либо тебя расстреляют за нарушение приказа.
Это морпехи еще стерпели, хотя и стиснули зубы. Но потом доблестный племянник… Впрямую новые знакомые Ксавье этого не рассказывали, но намеков ему хватило для того, чтобы понять, что командир полка воспылал к Малышу Крису неким желанием, безусловно осуждаемым богом и людьми.
После этого у Королевского морского флота стало меньше на четыре бойца и одну канонерку. А, возможно, и на одного командира полка и королевского племянника…
Ксавье мысленно отметил поинтересоваться, что происходило в Брумосе этой зимой, и повернулся к Капитану Макграту — который, конечно же, никаким капитаном не был — поинтересовавшись:
— На кого я похож?
— На не очень свежего утопленника.
— Чем это?!
— Ну, я же помню, что мы тебя достали из воды. Холодного, синего… Могу поспорить, ты даже не дышал.
— Сейчас-то я, вообще-то, дышу.
— Я ж говорю — несвежего. От них тоже, бывает, дух выходит.
— От них и запах выходит.
— А я о чем?
— Макграт. Ты можешь побыть серьезным?
— Это вроде бы звезда такая на небе? Не, звездой я не хочу быть: висишь, как дурак, холодно и выпить нечего…
— Звезда — это Сирез. А ты — пустомеля. На кого я похож?
Макграт наконец-то соизволил приподняться с койки и посмотреть на Ксавье, окинул взглядом серую куртку, шерстяную шляпу, штаны в замечательную красно-черную полоску — это, в конце концов, был речной корабль, а не городской рынок, что в закромах запасливого Миллера нашлось, то на Ксавье и надели — стоптанные, но еще крепкие сапоги… И сделал вывод:
— На крестьянина. Мать которого согрешила с местным лордом… или как там они у вас называются. Слишком лицо чистое.
— Предлагаешь измазать его глиной?
— Валяй. Хоть посмеемся. Все равно же не поможет.
— Почему?
Впрочем, ответ Ксавье и сам понял. Это только в представлении горожан крестьяне вечно ходят по колено в навозе, с грязными лицами. Горожан, да еще в тех мерзких карикатурках, которые рисуют про белоземельцев брумосцы да ренчцы и которые с превеликим удовольствием перепечатывает «Герольд Бранда», мерзкая и лживая газетенка, которую по неизвестной никому причине терпит король.
На самом деле любой крестьянин, нанимаясь на работу, наденет самую чистую и лучшую одежду, вымоет лицо, а может, даже и шею. И измазанный глиной работник вызовет подозрение. В лучшем случае — подозрение в том, что он деревенский дурачок.
Ксавье задумался. Нужен образ. Не вызывающий подозрений, обычный, заурядный. Образ, который позволит ему попасть на работу в Штальштадт.
Он твердо решил проникнуть в Стальной город и разоблачить того, кто в свою очередь, проник туда под его именем.
Да, план грешил недостатками, самым главным из которых было то, что командирам может не понравиться этакая самодеятельность, однако Ксавье был убежден, что любой другой вариант будет еще хуже.
В конце концов, он разоблачит шпиона. А победителей — не судят. Даже если вначале они проиграли.
— Вот еще что нашли! — в комнату… каюту… или кубрик… у моряков все не как у людей называется… ввалились радостные Кэтсхилл и Крис. Впрочем, радость Кэтсхилла была довольно относительна: после ранения в лицо уголки его рта были вечно опущены, так что даже его улыбка выглядела так, как будто он сейчас разрыдается.
В руках два молодца держали огромную соломенную шляпу, судя по серому цвету, снятую с огородного пугала, и длинный коричневый плащ, снятый, похоже, оттуда же.
Капитан поднял голову и тут же опустил обратно:
— Не, не пойдет. Его Священная конгрегация мигом на ковер потащит, как темного одержимого.
— Так в Белых землях нет Конгрегации.
— Они заведут ее специально для нашего приятеля.
Морпехи рассмеялись, и Ксавье вместе с ними. Ему нравились эти парни, открытые, не носящие масок, как многие…
Как он сам.
Кто он сейчас? Он притворяется молодым горожанином, собиравшимся найти работу в Штальштадте, который хочет притвориться крестьянином, собирающимся найти работу там же. А под этими двумя масками он — младший сотник Черной сотни. Но ведь это тоже маска, под ней он драккенский аристократ, а под ней — драккенский «вервольф», а под ней есть еще одна… А может и не одна…
Сколько масок. Осталось ли под ними лицо?
Глава 16
Зеебург
23 число месяца Мастера 1855 года
Цайт
1
Сразу же рваться в замок Озерного рыцаря Цайт не стал. Спешка, как известно нужна только в трех случаях, ни один из которых не подходит к данной ситуации. Поэтому вчера он посмотрел издалека на Изумрудный замок, да и отправился прогуляться по острову, который, как ни крути, самое настоящее государство, хотя и крохотное. Даже монету свою чеканит. Паршивенькую, конечно, меди в ней как бы не больше, чем серебра, отчего монетки Зеебурга были тускло-серые, как пасмурное небо. Но свою же.
У Зеебурга, как успел заметить Цайт, было все, что положено настоящему государству: флаг, герб, гимн, деньги, возможно, даже почтовые марки — по крайней мере, почту с гордой вывеской «Главный зеебургский почтамт» он видел — сборщики налогов, которые, в отличие от мытарей других государств, вели себя с подданными Озерного рыцарства вполне вежливо и дружелюбно. Возможно, потому что они жили здесь же, вместе со всеми, и наверняка каждый сборщик налогов был любому встречному либо ближним родственником, либо дальним. А возможно, они были дружелюбны потому, что жили здесь же, вместе со всеми, и, если вдруг слишком сильно дернешь удила — твой дом может внезапно загореться, подожженный одновременно с трех сторон.
В общем, такое себе государство, не лучше и не хуже других. По крайней мере, крестьяне, встреченные Цайтом, не выглядели ни слишком довольными жизнью, ни слишком несчастными. Обычные крестьяне.
Погуляв по острову и почти обойдя все здешнее государство по периметру, Цайт вернулся в трактир, где и провел ночь. А наутро, позавтракав, отправился прямиком к замку.
2
Как оказалось, у Зеебурга была даже армия. По крайней мере, одного солдата этой армии Цайт встретил у входа в замок.
— Кто ты и по какому праву явился во владения его милости, рыцаря Зеебургского?
Однако. Цайт был озадачен.
Солдат выглядел так, как будто сошел со страниц рыцарского романа. Где мундир, где погоны, где мушкет, где хоть какие-то признаки современности? Солдат был одет в латы. Да-да, самые настоящие латы, какие перестали носить еще во времена доброго короля Максимиллиана, черные, как воронье перо, гофрированные, с завернутыми валиками краев, с огромными наплечниками, латными рукавицами, широченными, как медвежьи лапы, сабатонами.
