Он зашел следом, закрыл тихонько дверь и сел за стол. За окном тихо плыла земля в пятнах снега, залитые лунным сиянием острова среди моря черноты. Дэрин стояла посередине комнаты, переминаясь с ноги на ногу, как будто все еще готовясь ринуться в драку. Никто из них двоих не свистнул светлякам зажечься; Алек вспомнил, что лори они оставили в мичманской столовой.
Секунду он размышлял над тем, что вот, даже кроха-зверок оказался проницательней, изобличив перед ним Дэрин.
— Что ж, удар был неплохой, — признал наконец Алек.
— В смысле для девчонки?
— Хоть для кого. — В ребрах и животе в самом деле побаливало. Он повернулся к Дэрин: — Мне не надо было так говорить. Ты на самом деле хороший солдат — я бы сказал, даже очень. Но друг из тебя не особый.
— Откуда ты знаешь?
На щеке у нее блеснула слеза.
— Я тебе рассказал все, — Алек говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Все мои секреты.
— Да. И я ни один из них не выболтала.
Он это проигнорировал, продолжая поочередно загибать пальцы.
— Ты была первым членом этого экипажа, узнавшим, кто мой отец. Ты единственная, кто знает о моем письме от папы римского. Ты знаешь про меня все. — Он отвернулся. — И ты не могла рассказать мне об этом? Ты мой лучший друг — в каком-то смысле, я бы сказал, единственный — и ты мне не доверяешь.
— Алек, дело не в этом.
— Поэтому ты лжешь для развлечения? Извините, доктор Баск, у нас, похоже, заблудился шпик. — Алек покачал головой. — Я вижу, для тебя это так же естественно, как дышать?
— Ты думаешь, я здесь для того, чтобы развлекаться? — Дэрин подошла поближе к окну, кулаки у нее снова были сжаты. — Странновато, не правда ли? Ведь когда ты думал, что я мальчик, то говорил, что с моей стороны это чертовски отважно служить на этом корабле.
Алек опустил голову, вспоминая ту ночь, когда Дэрин рассказала ему о том, что произошло с ее отцом. Она задавалась вопросом, не безумие ли это, служить на корабле, полном водорода, как будто бы подсознательно ей хочется разделить отцовскую участь и погибнуть, как он.
Быть может, это было и отвагой и безумством. Она же девчонка, что с нее взять.
— Да, все гладко получается, — вздохнул Алек. — Ты воздухоплаватель, потому что им был твой отец. То есть если он действительно был твоим отцом.
Дэрин обожгла его взглядом:
— Конечно, он им был, дурачина. Сослуживцы моего брата знали, что у Джасперта есть сестра, поэтому мы придумали еще одну ветвь семьи. Только и всего.
— В твоей лжи есть определенная логика. — Сейчас, когда Алек вновь стал об этом размышлять, гнев разгорелся в нем с новой силой.
— Так что обо мне ты думала, что я спесивый, изнеженный зануда-принц, который тебя непременно выдаст.
— Не дури.
— Я видел твое лицо, когда нас в коридоре застукал мистер Баск. Ты думала, что тебе конец. Ты мне не доверяешь!
— Опять ты рассуждаешь как думмкопф, — укорила она его. — Я всего лишь опасалась, что он услышит наш спор. Мы выболтали достаточно, чтобы он сделал соответствующие выводы.
Алек прикинул, что мог расслышать мистер Баск; лучше бы ничего.
Дэрин подтянула стул и села напротив:
— Я знаю, Алек, что мой секрет ты будешь держать в тайне.
— Как и ты мой, — холодно откликнулся он.
— Всегда.
— Так почему ты мне о нем не рассказала?
Она глубоко вздохнула и положила ладони на столешницу. Потом все время глядела на них, пока говорила.
— Я уже готова была сказать однажды, когда ты первый раз оказался на борту — когда ты подумал, что я могу получить на всю катушку за то, что тебя укрываю. Только, видишь ли, девчонку они бы повесить не смогли.
Алек кивнул, хотя и сомневался, что так бы и было. Измена есть измена, тем более государственная.
Невероятно, но придется признать, что эта девчонка ради него совершила измену. Она сражалась с ним бок о бок, учила его хлестко ругаться на английском, обучала метать ножи. Она спасла ему жизнь, но при этом неизменно лгала о том, кто она на самом деле.
— Когда мы были в Стамбуле, — продолжала Дэрин, — и я думала, что мы никогда уже больше не вернемся к своим, я много раз пыталась набраться смелости и признаться. И всего неделю назад в птичнике, после того как Ньюкирк упомянул моего дядьку, я чуть тебе все не выложила. Но я не хотела… между нами все рушить.
— Рушить, все? Что ты имеешь в виду?
Она невесело покачала головой:
— Да так, ничего.
— Нет, видно, что-то есть.
Она глотнула, сняв руки со столешницы, как будто резкость его тона могла ее напугать. А ведь Дилан Шарп не боялся ничего, кроме, пожалуй, огня.
— Скажи мне, Дэрин.
Произносить ее имя вслух было как-то непривычно.
— Я боялась, что тебе будет слишком тяжело.
— В смысле, что я неженка, принц на горошине? Что моя чувствительная гордость будет уязвлена тем, что какая-то там девчонка умеет вязать узлы лучше, чем я?
— Нет! Такое мог, вероятно, подумать Фольгер, но не я.
Алек сощурил глаза, вновь чувствуя растущий гнев. Среди всех нынешних перипетий и раздумий он совсем забыл, что Дэрин находится в размолвке с Фольгером. Теперь все становится так очевидно…
— Почему он мне ничего не рассказывал?
— Он не хотел тебя удручать.
— Снова ложь! — Алек встал. — Я все теперь вижу. Вот почему ты помогла нам с побегом и почему хранила мои секреты. Не потому, что ты мой друг. А потому, что Фольгер все это время тебя шантажировал!
— Нет, Алек. Я делала все это потому, что ты мне друг и союзник.
Алек лишь тряхнул головой:
— Как, ну как я могу быть в этом уверенным? Ведь ты мне только и делала, что лгала!
Долгое время Дэрин не отвечала, пристально глядя на него через стол. По ее щекам серебристыми капельками катились слезы, а сама она сидела, застыв как статуя.
Алек принялся расхаживать по каюте:
— Так вот почему Фольгер ничего мне не говорил. Он хотел этим держать тебя на поводке. А ты все делала так, чтобы себя защитить!
— Алек, Алек, — тихо сказала она. — Фольгер, может, и пытался меня шантажировать, но я была твоим другом еще задолго до того, как он узнал мой секрет.
— Как я могу тебе поверить?
— Ведь Фольгера не было с нами в Стамбуле. Или ты думаешь, что я спрыгнула с корабля и примкнула к той твоей драной революции из-за него?
— Откуда мне знать. — Он расхаживал по комнате со сжатыми кулаками.
— Так вот, в Стамбул я отправилась не из-за твоего вильдграфа и не по какому-то там заданию. У меня и задачи-то не было добираться до города, а только до проливов. Ты же это знаешь?
Алек дернул головой, пытаясь привести мысли в порядок:
— Твоих людей схватили, а ты оказалась отрезана от «Левиафана». Поэтому у тебя не оставалось выбора, кроме как присоединиться ко мне.
— Нет, глупый ты принц! Это я специально сказала офицерам. В порту Стамбула британских кораблей было пруд пруди, и я в любое время могла на одном из них отчалить в Средиземное море. Но Фольгер сказал, что ты в опасности и что вместо того, чтобы прятаться, ты обоснуешься где-нибудь в городе и устроишь бучу. А я не могла допустить, чтобы ты проделал это в одиночку. Мне нужно было тебя спасти! — На последнем слове голос Дэрин дрогнул, и она со всхлипом выдохнула: — Ты мой лучший друг, Алек, и я не могла тебя потерять. Я готова на все, лишь бы тебя не терять…
Он смотрел непонимающе, застыв посреди каюты. Голос у Дэрин звучал как-то совсем по-другому, вообще как голос другого человека. Явно не наигранно. Или же теперь, узнав, что она девчонка, он воспринимал ее слова и голос как-то по-иному.
— Что значит потерять? Я ведь уже убежал.
Она выругалась, встала и двинулась к двери:
— Вот и все, что тебе нужно знать, принц ты, недотепа. Что я твой друг. Пойду-ка я заберу нашего зверка, пока он сам нас не хватился. А то разбудит кого-нибудь ненароком.
И ушла, не сказав больше ни слова.
Алек смотрел, как закрывается дверь. И почему это было для нее так важно, встретиться с ним в Стамбуле? И не просто встретиться, а бороться с врагом, помогать в восстании, спасать наряду с прочим «Левиафана». Вот уж действительно солдат так солдат. Первоклассный.