— Очень грубо с их стороны, — сказала она, безотчетно понизив голос едва ли не до шепота, — Но после этого, надеюсь, между вами восстановилось понимание?
Миссис Гаррисон вздохнула. Так слабо, что этот вздох не поколебал бы даже листков герани — если бы Лэйд когда-то счел нужным поставить герань в своей лавке.
— Неделю назад они украли мои вставные зубы.
Только тогда он заметил ее полускрытые морщинистыми губами розовые дёсна.
Наверняка забыла свои вставные зубы в стакане с водой, который ее камеристка утром, не глядя, выплеснула за окно…
— Ужасно, — Лэйд сознательно сделал лишний узел на пакете с чаем, лишь бы чем-то занять руки, — Я слышал, брауни часто нечисты на руку, но чтоб настолько…
Миссис Гаррисон горестно кивнула.
— Это еще не все. Третьего дня они украли траурную куклу.
— Траурную… что?
Сэнди выглядела столь озадаченной, что Лэйд едва сдержал усмешку. Что ж, ничего удивительного. Несмотря на то, что в жилах мисс Ассандры Прайс текла британская кровь, во многих отношениях она была настоящей островитянкой, истой дочерью Нового Бангора. Откуда ей знать все те нелепые траурные традиции, которые были в ходу во времени жизни ее прабабки и которые, по счастью, перебирались вслед за колонизаторами зачастую с большой задержкой.
— Примите мои соболезнования, — произнес он вслух, — Я не знал, что…
Миссис Гаррисон отвела взгляд.
— Моя девочка, моя Аролина, умерла в тридцать четвертом году. Эпидемия кори. Ей было всего пять. Я хранила ее траурную куклу все это время, иногда переодевала и убирала волосы. Она была для меня не просто игрушкой, мистер Лайвстоун! Она была памятью о моем ангеле, который покинул нас. Моей отрадой. Но брауни похитили ее из шкафа и, конечно, разбили на тысячу кусков. Или утопили в канализации. Они-то знали, что она значит для меня!
Лэйд принялся перевязывать пакет с чаем бечевкой. Куда тщательнее, чем было необходимо.
— Но теперь…
— Как ни странно, это отрезвило меня, мистер Лайвстоун. Ни одно разногласие в этом мире не стоит жизни, человеческой или прочей. Наша нелепая ссора зашла слишком далеко. И я собираюсь прекратить ее, пока не стало слишком поздно. Я думаю, им понравится ваш чай. Я оставлю его на обычном месте и надеюсь, что они примут этот подарок. Мы с брауни снова станем добрыми друзьями. И в этот раз уже не позволим предрассудкам разрушить многолетнюю дружбу.
— От всей души надеюсь на это, миссис Гаррисон. Прошу вас.
Она приняла пакет с чаем и медленно вышла из лавки, оставив на прилавке потертый тусклый шиллинг. Двигалась она медленно, иногда Лэйду казалось, будто за треском траурного крепа он слышит скрип старых костей, но он смотрел ей в спину до тех пор, пока она не оказалась на улице. Лишь тогда он позволил себе перевести дыхание.
— Ну и кто это? — осведомился он, убедившись, что дверь плотно прикрыта, а траурный черный силуэт удаляется от лавки, теряя свою величину, — Мисс Прайс?
— О, — Сэнди поспешно заправила за ухо локон и улыбнулась ему той улыбкой, которуя в каталоге мисс Прайс Лэйд привык обозначать номером четвертым — «Все в порядке, Чабб», — Это же миссис Гаррисон.
— Ну, думаю, я бы смог отличить ее от призрака адмирала Нельсона. Но я определенно не помню ее среди наших покупателей.
Сэнди смущенно улыбнулась.
— Она живет в Мэнфорт-хаусе, в самом конце улицы. И довольно редко выбирается из дома, как я слышала. Иногда к нам заходит ее камеристка[3], как ее там… Эсси, Асси…
— Мэнфорт-хаус? Та древняя громада, что похожа на выкинутого на берег кита?
— Ага, — легко отозвалась Сэнди, закрывая открытые им сундуки, — Она не отшельница, как принято считать, просто носит траур по своему мужу. Говорят, он был капитаном корабля.
— Уж лучше бы она чтила его, а не воображаемых домашних духов, — пробормотал Лэйд, — Брауни, Сэнди, можешь себе представить? Я всегда говорил, это безумное солнце заставляет людей сходить с ума. Полинезия не создана для белого человека. Просто удивительно, как на Хейвуд-стрит еще остались нормальные люди! Не удивлюсь, если завтра сюда заявится хозяин «Глупой Утки» Оллис Макензи и заявит, что лепреконы тайком сливают у него остатки пива или…
Сэнди поправила прядь волос.
— Кстати, мистер Лайвстоун, нам придется что-то придумать на счет того бочонка со скипидаром, который стоит слева от двери. Он немного выветрился и…
— Три шиллинга за галлон! Возможно, это не лучший скипидар в Новом Бангоре, но мы чертовски много заплатили за него и я не позволю…
— Знаете, миссис Гаррисон не выглядела сумасшедшей, — осторожно сказала Сэнди, — То есть, не сильнее, чем обычно.
Иногда Лэйду казалось, что мисс Прайс управляется с разговором куда более ловко, чем шкипера перекидывают галсы. Ничем иным он не мог объяснить ее возможность привести разговор к тому, что ее интересовало.
— В том и штука, — вздохнул Лэйд, — Сумасшедшие не всегда считают возможным отрекомендоваться тебе надлежащим образом или вручить соответствующую визитную карточку. Помнишь Аррела Хензоу с Шелл-стрит?
— Зеленщика?
— Да. Утопился в тарелке с супом.
— Аррел Хензоу был рыбоедом, это все знают.
Лэйд нахмурился.
— Может, он и позволял себе раз в месяц съесть маленькую сардинку, но психопатом его никто не считал!
Сэнди пожала плечами.
— Рыбоеды все чокнутые, это известно. Поэтому Канцелярия и запретила всю рыбу на острове. А что это за траурная кукла, про которую говорила миссис Гаррисон?
— Уверена, что хочешь это знать?
— Иначе история будет неполной, так ведь?
Лэйд вздохнул.
— Ты слишком молода, чтобы разбираться в ритуальных традициях наших благословенных предков, Сэнди. К счастью для тебя. Ритуальная кукла — это такая штуковина из воска вроде большого пупса. Похожая на настоящего ребенка и обычно такого же размера. Ее одевают в детскую одежду, разрисовывают лицо, часто даже вставляют настоящие волосы, остриженные у покойного ребенка.
Сэнди скривилась. Должно быть, живо успела себе это представить. Иногда Лэйд невольно думал о том, как тяжело должно быть человеку с ее воображением работать в бакалейной лавке.
— Какая гадость!
— Это почтенная традиция викторианской эпохи, — возразил он, — Безутешные родители часто хотят после похорон сохранить память о своем несчастном ребенке. Именно для этого и нужны траурные куклы с ангельской внешностью.
— Какой-то… дикарский способ. Разве нет, мистер Лайвстоун?
— У него немного сторонников, — усмехнулся Лэйд, — По крайней мере, не в Новом Бангоре. Я думаю, это все из-за жары. Не могу представить, каких трудов стоит сохранить подобную куклу от того, чтоб она не превратилась в лужу воска.
— Но украсть ее… В этом есть что-то жуткое. У кого поднялась бы рука красть у бедной вдовы напоминание о ее покойном ребенке?
Лэйд махнул рукой. Несмотря на то, что эта рука за сегодняшний день не поднимала ничего тяжелее жестяного совка, ему показалось, будто она устала сильнее, чем рука корабельного кочегара за полную двойную смену.
— Никто ее не крал, Сэнди. Старая клуша попросту перепрятала ее, и сама об этом забыла. В этом нет ничего удивительного, так уж мы, старики, устроены.
Сэнди улыбнулась.
— Не такой уж вы и старый, мистер Чабб, — возразила она, — Уж точно не старик.
— Мне сорок четыре. И если внушительность этой цифры не производит на тебя должного впечатления, то только лишь потому, что ты сама безобразно юна.
— Ладно-ладно, но как тогда со всеми этими подушками, стеклами и…
— Наверняка она сама же это и сделала.
— Так может, нам стоит…
— Нет! Уже думал об этом. Я буду последним человеком в Хукахука, который сообщит об этом в полицию! Не хочу, чтоб обо мне за глаза говорили, что старина Чабб спроваживает своих покупателей в психушку! Кроме того… — Лэйд прочистил горло, — Кроме того, ее фантазии не выглядят опасными. Я имею в виду, если их жертвами становятся одни лишь подушки, это едва ли представляет для кого-то угрозу, верно? Раз уж пожилой вдове легче живется с мыслью о маленьких помощниках, скрашивающих ей одиночество, стоит ли разрушать эту иллюзию? Пусть воюет с ними или пьет с ними чай или играет в чехарду — мне, в сущности, плевать. А теперь, если ты не против, я спущусь в подвал, проверю, как там Диоген. Мне не нравится эта тишина, как бы этот мерзавец не натворил дел…
