В пронзительно-голубом небе между кучевыми облаками парили черные точки. Орланы не делают разницы между Оазисами и Дебрями.
— Ну? — наконец проговорил Себ хрипло. — Пошли?
Его длинные волосы колыхал ветерок.
— Пошли, — отозвался Алан не своим голосом.
Он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не выказать страх, но колени предательски подкашивались, по спине и затылку бегали мурашки, а руки тряслись, как у старичка.
Тем не менее, он первым ступил на черную гладь. Она была твердой, словно камень, и казалась холодной. Алан понимал, что через толстую подошву грязных башмаков почувствовать холод границы нереально. Это всё страх…
Дебри, обманчиво мирные и спокойные, ждали…
Будто во сне Алан прошел по границе. Еще один шаг — и он на территории Дебрей. Себ стоял рядом, шумное дыхание заглушало ветер.
Друзья переглянулись. И шагнули на траву Дебрей.
***
Нервы натянулись до предела. Алан встал обеими ногами на землю и приготовился отступать при малейшей опасности.
Как ни странно, опасность не желала появляться. Лесок по-прежнему мирно шелестел листвой, голубело безмятежное небо, солнце пронизывало прозрачный воздух…
Себ переступил с ноги на ногу. Он вопросительно приподнял брови. Время тянулось и тянулось, и ничего не происходило.
— Алан!
— Себ!
Они оба заулыбались.
— Кажется, мы… — начал Алан, но Себ зашипел на него:
— Подожди! Рано! Нужно немножко походить тут. Для верности…
Алан, который собирался заорать во всю глотку: “Кажется, мы — Пилигримы!”, кивнул и последовал за другом в лес прочь от Черной границы.
Они прошли шагов пятьдесят. Дубы и сосны сомкнули над ними зеленый шатер. Здесь царила прохлада, пахло дерном и, кажется, грибами…
— Себ! — негромко сказал Алан. — Всё-таки мы…
— Что-то впереди!
Алан, который уже почти расслабился, вздрогнул и завертел головой.
Себ внезапно быстро пошел вглубь чащи. Алан побежал за ним и увидел приземистое каменное сооружение, возле которого остановился Себ. Сооружение напоминало круглый колодец без колпака, очень древний на вид. Каменную кладку покрывал толстый слой моха. Себ заглянул внутрь.
— Что там?
— Пленка… Будто бельмо на глазу…
Алана охватило любопытство. Он подошел к колодцу.
На глубине в человеческий рост его затягивала белая мембрана. Алан не представлял, что это за диковина.
Себ повернулся к приятелю с сияющим лицом.
— Ты понимаешь, Алан? Мы — Пилигримы!
Алан не успел улыбнуться в ответ. Позади Себа из колодца к самым верхушкам сосен взметнулась темная масса, оглушительный визг расколол сонную тишину. Алан отпрянул, споткнулся о корень и рухнул навзничь. На какое-то время от ужаса сердце остановилось, потом застучало с сумасшедшей скоростью.
На его глазах Тварь выползала из колодца. Она была огромна, как колокольня, и ее черное сегментированное тело, чуть изгибаясь, возвышалось над самыми высокими деревьями. Четыре суставчатые руки цвета тусклой стали сжимали Себа на высоте третьего или четвертого этажа. Себ вопил без передышки.
“Оно убьет Себа”, — промелькнуло в голове Алана.
Прежде чем что-нибудь сообразить, он схватил ком глины и швырнул в Тварь.
Ком ударился о прочный сегмент тела над самым колодцем, не причинив Твари никакого вреда. И всё же внимание Твари переключилось на Алана.
Не выпуская из лап Себа, она изогнулась, и к Алану сверху опустилось лицо Твари — жуткий образ, похожий на бледную маску с провалами глаз и рта, особенно страшный на нечеловеческом теле…
Тварь разинула пасть, и впечатление сходства с человеческим лицом пропало: рот усеивали мелкие конусовидные зубы. Их было много, гораздо больше, чем у человека. И пасть раскрывалась гораздо сильнее, чем на это способен человек.
Как только Тварь разинула пасть, крики Себа затихли. Он обмяк в стальных лапах. Зато Алан заорал и зажмурился, готовясь умереть.
— Эй!
Алан вытаращил глаза. К ним бежал давешний незнакомец в шляпе с пером, обнажая на бегу шпагу. В зеленоватом полумраке сверкнуло узкое лезвие. Ядовито зашипело, от раны на теле Твари повалил желтый дым. Второй удар пришелся ближе к человеческой голове, потому что Тварь спешно втягивалась в колодец. В последний миг оно выронило Себа, мешком повалившегося на траву, сложило лапы и исчезло в глубине земли.
Незнакомец сгреб Себа и ринулся в сторону Черной границы.
— За мной! И не отставай, если тебе дорога жизнь!
Алан припустил изо всех сил. Никогда раньше так быстро он не бегал. Когда подошвы коснулись монолитной поверхности Черной границы, сердце готово было лопнуть.
Он набрался духу, чтобы оглянуться. Над лесом вздымались Твари — штук пять, не меньше. Еще три по-змеиному скользили по траве вслед за беглецами.
Будь Черная граница не пару десятков шагов дальше, они догнали бы людей.
Алан добежал до родного Оазиса и без сил рухнул наземь. Его легкие горели.
Незнакомец положил бездыханного Себа рядом с Аланом и, отдуваясь, присел рядом. Алан, как завороженный, смотрел на растворяющихся в полутьме леса Тварей.
Себ замычал что-то невнятное. Его ресницы затрепетали.
— Ну что, ребятки, хотели выяснить, кто из вас Пилигрим? — с усмешкой поинтересовался незнакомец, более-менее отдышавшись.
Алан испуганно кивнул.
— А Себ не умрет?
— Нет. Дуракам везет, как поговаривают в одном из Оазисов. Через полчаса очухается. Потом пару дней голова поноет, но и это не смертельно. Это чтоб неповадно было лазить через Черную границу. Еще три секунды, и Эманация Тварей его бы прикончила. Хорошо, что я проходил рядом… Как чувствовал, что вы надумали проверить себя!
— Эманация, монсеньер?
— Да, Твари излучают что-то… Какую-то дрянь, которая вырубает Оседлых в радиусе десяти метров… то есть, около пятнадцати шагов. Помнишь, когда Тварь разинула пасть, твой дружок отключился?
Алан кивнул. Незнакомец выражался странно, но понятно. Теперь было ясно, что это Пилигрим.
— Ну так вот, — продолжал Пилигрим, — мы называем это излучение Эманацией. И излучается оно из их поганых пастей. По крайней мере, мы так думаем.
— А вы — это кто? Пилигримы?
— О да, парень, ты прав. Только отныне ты должен говорить не “Вы, Пилигримы”, а “Мы, Пилигримы”.
— Почему? — тупо спросил Алан. После всего пережитого мозг работал плохо.
Пилигрим сурово и в то же время ласково поглядел на Алана.
— Потому что ты, малыш, настоящий Пилигрим! Эманация на тебя не подействовала, как на твоего дружка. Ты можешь остаться в родном Оазисе и прожить безопасную и скучную жизнь. А можешь отправиться в удивительные путешествия по свету и пережить тысячу приключений, но и умереть можешь в любой момент. У твоего дружка, увы, такого выбора нет: в Дебрях за ним всегда будут охотиться Твари, как пару минут назад. Ну, так что ты выбираешь?
Мозг Алана наконец-то заработал. Вот он — час истины! Алана переполняла даже не радость — счастье. Он не выдержал — из груди вырвался воинственный боевой клич, далеко прокатившийся над безлюдными просторами отныне безопасных Дебрей.
Глава 2. Город пара и дыма (спустя двенадцать лет)
Огромные, почерневшие от сажи трубы заводов выбрасывали в пасмурное небо клубы зловонного дыма. Сквозь пелену смога едва проступали очертания многоэтажных зданий густонаселенного города.
Алан Аркон слегка натягивал уздечку, сдерживая разгоряченного коня, и в ожидании спутников разглядывал задымленный Оазис. Передние копыта Вихря, рыжего жеребца Алана, в нетерпении били по Черной границе, высекая синеватые искры. Задние ноги стояли на земле Дебрей. Алан морщился при виде всей этой копоти: Грейстоунхилл ему решительно не нравился.
Большой, шумный, грязный, переполненный разными гремящими механизмами, если верить Эмилю, Грейстоунхилл составлял резкий контраст с Галльфраном.
С тех пор, как Алан покинул родной Оазис, прошло много лет, но воспоминания о нем оставались яркими и милыми сердцу. Так вышло, что за все эти годы Алан ни разу не побывал дома. Сотни раз он намеревался навестить родителей и друзей, однако жизнь Пилигрима с ее бесконечными торговыми экспедициями затягивала словно зыбучие пески. Ему удавалось только передавать письма и подарки, он знал, что и отец, и мать пребывают в добром здравии и давно смирились с судьбой единственного сына. Себастьян Келлер, друг детства, выучился на доктора, и Алан слышал, что он — изумительный хирург.
