Впрочем, судя по тому, что меня водворили в допросную камеру, ждать осталось недолго.
Представившийся стражем Пролетарской революции и следователем по некоему "моему делу" человек больше напоминал матроса. В кителе, под которым неизменная полосатая тельняшка. На голове - бескозырка с шитой золотом надписью "Орёл". На поясе висит деревянная кобура, кажется, такие были у здоровенных пистолетов, какие предпочитал Вадхильд.
- Гамаюн, - представился он, снимая бескозырку. Но понял, что положить её в камере некуда - не на пол же кидать - и, помяв, водрузил обратно на голову. - А вас как величать?
- Можно Готлиндом, - пожал плечами я, поднимаясь. Как-то неудобно было разговаривать сидя со стоящим человеком. Тем более, что этот самый Гамаюн был выше меня на полголовы. - Так мама с папой звали.
- Вот и славно, - кивнул Гамаюн. - Да ты садись, Готлинд, садись. Разговор у нас долгий будет.
Я воздержался от вопроса - о чём будет этот долгий разговор. Можно было нарваться на казённую фразу: "Вопросы тут задаю я"; хотя мне почему-то казалось, что вряд ли я услышал бы её от Гамаюна. Не такой он человек. Вообще, странно, как он оказался в стражах. Ещё бы в ЧОНе - это было бы понятно, но в стражах...
- Поговорить мы будем вот о чём, - сказал Гамаюн. - Кто ты такой будешь, а, гражданин Готлинд? Совсем с тобой всё непонятно. Откуда ты взялся? Куда летел на своём аэроплане? Кто его прострелил тебе?
Сколько вопросов. И как на них ответить. Конечно же, сложнее всего будет отвечать на самый первый. Остальные намного проще. Хотя вся моя авантюра словно сошла со страниц дешёвого приключенческого романа. А ведь мне, как и героям подобных романчиков, удалось выжить каким-то чудом. Или невероятным стечением обстоятельств.
Оказавшись на пороге домика, я глубоко вздохнул - и ударом ноги вышиб хлипкую деревянную дверцу. Радист, сидевший внутри него, удивлённо обернулся ко мне. Увидев на пороге человека с парой револьверов в руках, радист, к его чести отреагировал быстро. Но недостаточно. Он ещё только тянулся к кобуре, а я уже сделал шаг к нему - и приставил ствол револьвера к шее. Ногой захлопнул дверь, чтобы не болталась.
- Медленно вынимай оружие, - тихим, но достаточно убедительным тоном произнёс я, - и кидай его в угол.
Радист явно героем становиться не стремился. Собственно, я его отлично понимал. Как-то пересматриваешь свои взгляды на жизнь, когда в шею тебе уткнулся ствол револьвера. Он выбросил свой револьвер. Тот стукнулся о деревянный пол и отлетел в угол небольшого помещения.
- А теперь передавай то, что я тебе говорю. Хочешь жить, передавай.
- Куда передавать? - поинтересовался тот.
- Народникам, - ответил я. - На ближайшую их радиостанцию.
Радист вскинулся было, но я сильнее упёр ствол револьвера ему в шею. Он отвернулся. Но мне показалось, что я слышу, как он скрипит зубами. Он недолго искал нужную частоту. Покрутив ручки, быстро кивнул мне.
- Уничтожить Баджей, - принялся диктовать я радисту. Тот передавал. - Немедленно уничтожить Баджей. Большие запасы психотропных веществ. Немедленно уничтожить Баджей. Угроза для всего Народного государства. Повтори трижды. Понял меня? Трижды. - Радист послушно повторил. - И моли бога, чтобы народники пришли.
- Это ещё почему? - не оборачиваясь, злобно спросил у меня радист.
- Дай-то бог, - что-то часто я стал вспоминать о боге, - тебе об этом никогда не узнать.
И ударил радиста рукояткой револьвера по голове. Тот дёрнулся и свалился со своего стула. Ещё двумя ударами я разбил радиостанцию. Надеюсь, что испортил её надёжно.
А вот теперь для меня встала во весь рост проблема. Что же делать дальше? Я ведь не думал об этом. Совсем не думал.
Сдаваться офицерам Добрармии у меня желания не было. Значит, остаётся только одно - продолжать эту безумную авантюру. А из окна на меня так призывно глядели аэропланы. Всё-таки небо - моя стихия. Если уж гибнуть, то как положено летуну, в небе!
- Значит, ты ту радиограмму нам передал, - потёр внушительный подбородок Гамаюн. - А ведь не врёшь, наверное. Текст слово в слово повторил. И вещества эти, будь они неладны. И что три раза передано. И кто же такой выходишь, гражданин Готлинд? Спаситель Народного государства. А может, шпион очень хитрый? Может, кончил ты настоящего спасителя и сейчас под его видом к нам прокрасться желаешь?
- Может и так, - пожал плечами я. - Ведь, всё равно, я не смогу одними словами доказать вам, гражданин Гамаюн.
- А ты здесь не для того, чтобы мне что-то доказывать, гражданин Готлинд. Я тебе не царёва охранка, чтобы допрашивать. Пойми, я - представитель новой, народной, власти. И караем мы только врагов нашего государства и народа.
- Так для чего же я тут? Если не доказывать свою невиновность перед народной властью.
- А для того, гражданин Готлинд, - Гамаюн хлопнул кулаком по раскрытой ладони, - чтобы выяснить, что же такое произошло в Баджее? Для чего тебе надо уничтожать его? Понять мы должны, в толк возьми, что не могу я тебя просто так взять - и к стенке поставить. Разобраться я должен, что ты за птица. И если враг, то - к стенке поставить. А если нет, то - гуляй на все четыре стороны.
Что я мог на это сказать. Пожелать удачи в его разбирательстве разве что.
- Вот ты мне скажи, гражданин Готлинд, - вновь насел на меня Гамаюн, - как же тебе удрать с лётного поля удалось? Там ведь солдат полно. И вашего брата летуна - тоже.
- Немало, - кивнул я. - Но наглость, гражданин Гамаюн, иногда помогает намного лучше любой конспирации.
Я шагал по лётному полю, будто по родному огороду. Отвечал на приветствия попадавшихся летунов, которые не знали меня. Механики тоже приняли меня за своего. Хотя никто в лицо меня не знал.
- Готов аэроплан? - спросил я, нетерпеливо похлопывая ладонью по бедру и указывая на первую попавшуюся машину.
- Так точно! - вытянулся передо мной старший механик. - Полностью заправлена. Только без патронов.
- Они мне и не нужны, - отмахнулся я, направляясь к весьма удачно выбранной машине.
- А, прощения просим, ваше разрешение на взлёт? - поинтересовался механик. - И полётную карту можно?
Видимо, не так прост он был, как хотел показаться.
- Сейчас, конечно, - кивнул я, засовывая руку в сумку, где лежало оружие. - Жара всё проклятая. - Левой рукой я потёр вспотевший лоб. - Тут имя своё забудешь, не то что бумажки эти.
- Понимаем, - покивал в ответ старший механик с самым внимательным видом. Однако по его едва заметному жесту некоторые механики начали обступать меня. Двое весьма грамотно отрезали путь к аэроплану.
Выходит, эти ребята тут ещё и охраной машин заведовали. Умно. Ведь охранников от настоящих механиков с первого взгляда не отличить. А при оружии на лётном поле принято ходить всем.
Я выхватил из сумки котсуолдский револьвер. Первая пуля досталась старшему механику. Того отбросило на несколько шагов. Я развернулся - и всадил почти весь барабан в отрезающих меня от аэроплана механиков. Те успели достать свои револьверы, но я всё-таки опередил их. И бросился со всех ног к машине.
Мне в спину несколько раз выстрелили, но ни одна пуля не попала. Стрелять в ответ я не стал. Сразу запрыгнул в кабину, пожалев о том, что он не заправлен патронами. Мне не хотелось расстреливать людей на земле, как в том комплексе на Урдском севере. Однако вслед за мной вполне могли взлететь другие аэропланы - и тогда мне предстоял воздушный бой. В котором я оказался безоружным.
Однако сбили меня с земли. И даже не зенитчик, стоявший на вышке с пулемётом. Побежавшие вслед за моим аэропланом солдаты принялись палить из винтовок. пули застучали по дереву корпуса. Ни одна из них не задела меня самого, а вот двигателю аэроплана всё же досталось. Он заискрил. Брызнул смазкой, обжигая мне лицо и руки. Я пожалел, что не надел маску и очки. Всё-таки стоило это сделать.
Я потянул штурвал на себя - до упора. Аэроплан задрал нос, пошёл вверх. Дал полный газ. Двигатель аэроплана заработал на всех оборонах. Горячая смазка струёй ударила мне в глаза. Выругавшись сквозь зубы, я стирал её с лица. Смаргивал с ресниц. Пальцами тёр глаза. Их отчаянно жгло. Хотелось зажмуриться. Тем более, что в лицо мне светило солнце. От бликов его было больно смотреть.
