— Я княгиня старого рода, и требую к себе соответствующего отношения.
— Ты после на меня пожалуешься. — Полковник рассмеялся, и точно так же, намертво, связал женщину, притянув её вывернутые назад руки, верёвкой к дуге, поддерживавшей остекление палубы.
Полюбовавшись сделанным, он обернулся к Николаю.
— Николай Александрович, голубчик, вы не затруднитесь взять на себя пилотирование нашего воздушного судна. А то не ровён час, сверзимся вниз, и погибнем во цвете лет. А у меня в Москве дела завтра поутру.
— Слушаюсь, господин полковник.
Николай успел в рубку минут за двадцать до того, когда в поле зрения появилась пара истребителей. Пока нанятый капитан и навигатор пялились в окно, Николай сделал два выстрела, и подойдя к радиостанции включил аварийный канал.
К счастью на земле ждали сигнала с Москвы, а истребители были оборудованы радиосвязью. Получив с земли приказ охранять аэролёт, верткие Си-15 проводили его до посадочного поля в Киеве, где, посадив на самую дальнюю площадку, Москву сначала долго держали в кольце оцепления, и только после того, как Николай, позвонил губернатору, начав разговор с фразы «Слово и дело», всё закрутилось словно в бешеном урагане.
Возвращались на личном, его высокопревосходительства генерал-губернатора, курьерском аэролёте Малая Русь, в комфорте, и полном спокойствии, а закованные в железо Антип Благин, пока ещё княгиня Звенигородская, и случайно выжившая парочка бандитов, в грузовом отсеке, каждый в своей личной клетке, словно дикие звери.
Оксана, и Михаил Валерьевич летевшие вместе со спасёнными девицами из княжеских родов, только посмеивались наблюдая пикировку Долгорукой и Аматуни, перед Николаем Белоусовым, хмурую зависть Любавы, которая никак не могла в этом участвовать, и легкую оторопь у Друцкой и Оболенской, которая, впрочем, очень быстро ушла, когда обе девицы присоединились к этому хороводу.
А Николаю было просто хорошо. Дикое напряжение последних суток ушло, оставив лёгкую сонливость и усталость, но поскольку всё было хорошо, можно было и немного расслабиться, глядя на брачные танцы двух весьма неординарных девиц. А когда к ним присоединились две другие княжны, всё стало куда смешнее и веселее, жаль, что не долго. Шёл аэролёт курьерского класса весьма ходко, и к вечеру они уже сели на лётное поле Тушинского аэродрома.
Пока правоохранители брали в оборот княжон, да вытаскивали клетки с бандитами, Николай тихо вывел Оксану и Михаила Валерьевича через сервисный люк, и они, наняв ошивающихся рядом таксистов, потихоньку покинули аэродром.
Российская империя, Москва, особняк Белоусова-младшего
Спал Николай плохо и утром встал совершенно разбитый, так что пришлось лишние полчаса истязать тело гимнастикой, а позже отмокать в ванной, и медленно со вкусом поедая пироги, приготовленные кухаркой. К концу трапезы он почти вернул себе хорошее настроение, и сделав пару звонков, поехал сначала на службу, а затем, в прокуратуру, где только начинала работу комиссия по расследованию ограбления Госбанка и похищения княжон.
Во всей этой чехарде Николай не принимал никакого участия, занимаясь делами своего подразделения и учёбой, а к следователям заглядывая по особому приглашению, подтверждённому князем Орловым. Да и что он мог рассказать?
Тем временем отгремели суды по бандитам которых взяли на месте преступления во время беспорядков, и тех, кого смогли взять живыми из нападавших на квартиры сотрудников Тайной Канцелярии. Смертных приговоров, как и было заведено, не выносили, зато пожизненных сроков, да в подземной тюрьме, отвалили с небывалой щедростью, посчитав всех участников заговорщиками, а по политическим статьям ответ всегда был особым. Могли и всего лишь отправить под надзор, а могли закатать на Север бессрочно лишив всего состояния и сословия, что сразу низводило человека до состояния говорящей скотины. Так бывший репортёр Русской Нивы, посмевший затронуть в своём памфлете полицейские чины, и не просто оскорбить их, а выступить с прямыми угрозами им и их семьям, получил по совокупности деяний пятьдесят лет на каторге, и уже через десять лет, удачно свернул себе шею, чтобы упокоиться в болоте, куда сваливали все трупы.
Суды ещё не закончились, а вся так называемая «свободная пресса» а более того именно британцы, которые отметились беспощадным геноцидом на всех континентах, уже подняли общий вой, рассказывая о чудовищных преступлениях русского императора против народа. И конечно, судьба народа меньше всего волновала тех, кто оплачивал весь этот шабаш. Но жить без грабежа, европейцы просто не умели, а посему, постоянно рыскали по планете в поисках жертвы, а заход на Россию, был вообще из традиционных забав.
Но все эти пляски затрагивали лишь очень небольшую часть общества. Русских традиционно волновали в основном собственные проблемы, а западные купцы, вообще были лишены идеологических предпочтений, заменяя их золотом.
Поэтому Николая, решившего прилететь в Райх по делам, встречали как известного промышленника, и чиновника высокого ранга не только представители Тиссена, Круппа и Флика, но и чиновник по особым поручениям, вручивший письмо от канцлера фон Бюлова, и оформленное по всем правилам разрешение бессрочно находиться на территории Германской империи, и подвластных земель.
Роскошный лимузин от германского инженера Вильгельма Майбаха, уже успел завоевать сердца богачей и чиновников Германской империи, активно прорываясь в другие страны и в Россию. К лимузину, ожидавшему прямо на взлётном поле, прилагался шофер с внешностью офицера Абвера, и премиленькая фройлян, обозначившая себя как переводчик и секретарь.
С чего это его, промышленника ну очень средней руки, стали так обхаживать, Николай даже не задумывался. Секретов особых он не знал, а даже если что и знал, то разговоры вёл исключительно о природе и перспективах делового сотрудничества, а на заигрывания дамы реагировал умеренно — спокойно помня о том, что у него в Москве аж четыре любовницы, и наворачивает круги пятая.
Но и дела делались. Длинный список нужд компаний князя Белоусова — младшего постепенно решался, а те пункты что не имели пока решения, переносились в отдельную записную книжку, и разбираться с ними Николай планировал особо и в другое время, как например, он решил вопрос с патронным лаком, патент на который он не смог приобрести, и заказал двум молодым химикам простимулировав весьма солидной кучей денег, и с пружинной сталью, которую ему долго не продавали, а теперь варили в Нижнем Тагиле, и качеством получше чем у бельгийцев.
Через неделю, Николай взошёл по трапу на борт Летящей Стрелы — дирижабля германской компании ЛюфтФар, оставляя на земле безутешную фрау, которой так и не удалось отработать поставленную ей задачу, и забраться к Николаю в койку.
Прибыл князь что называется с корабля на бал. Вся Москва гудела от того что шёл публичный процесс над княгиней Звенигородской, а точнее над гражданкой без сословия Звенигородской. Той уже совершенно нечего было терять, и она как могла топила всех своих покровителей и подельников называя фамилии старейших дворянских родов надеясь таким образом затянуть процесс.
Но суд учёл мнение прокуратуры и сословного суда, и уже через месяц гражданка Звенигородская, лишенная всего состояния, была курьерским этапом доставлена в якутскую тюрьму, где и проведёт оставшиеся ей дни.
Но теперь уже правоохранители что называется «закусили удила», и стали поднимать старые дела, связанные со старыми княжескими родами, внимательно смотря нет ли там крамолы и прочих шалостей. Но Николая это никак не коснулось. Постепенно приближалась зимняя сессия, вместе с ворохом экзаменов и зачётов, а также возня с регламентами технического отдела, так как никто не знал, как именно пользоваться новыми возможностями службы, и развлекался во что горазд, подавая рапорта и прошения в меру своих фантазий. Весь этот мутноватый вал и приказали Николаю упорядочить, заведя для этого не только свод правил, но и усилив канцелярию отдела, куда пристроили ещё трёх выпускниц Бестужевских Курсов, традиционно готовивших секретариат для высших управленческих кадров империи.
