Посетила новая мысль: допустит ли дух Парадайза убийство на своей территории? Есть ли у Осаму власть в этом месте? Если нет, то зачем он привел команду Алана именно сюда? Не для того ли, чтобы Алан не страшился его? Это значит, что Осаму хочет сделать предложение, от которого Алан вправе отказаться.
— Ванна и туалет! — приказал он. И добавил: — Пожалуйста…
Рядом с часами обрисовался контур двери — опять-таки такой, к каким Алан привык в Галльфране: массивной, из мореного дуба, с бронзовым набалдашником-ручкой. За дверью открылась просторная полукруглая ванная комната с фарфоровой раковиной, над которой нависали два крана, чуть дальше на стилизованных под львиные лапы опорах возвышалась глубокая ванна. В углу, за загородкой был ватер-клозет.
Не успел Алан разоблачиться и погрузиться в пенную ванну, как прямо посреди комнаты бесшумно возник сухопарый старик в смокинге с выправкой заправского лакея. Костлявый нос с горбинкой задран кверху, глаза под седыми глазами полуприкрыты — не понять, куда он смотрит.
— Простите, мастер Аркон, к вам посетители… Вы не оставляли пожелания, чтобы вас не беспокоили, посему вынужден объявить об этом…
Алан выругался сквозь зубы, сообразил, что это очередная иллюзия, собрался с мыслями. И удивленно спросил:
— Уже? Так рано? Еще нет десяти.
— К вам ваши друзья. Вы можете отключить изображение. Они будут вас слышать, но не видеть.
— Отлично, — проворчал Алан. — Валяйте.
Лакей исчез, и вместо него появились Матиас, Димитрий и Тэн. Матиас стоял, остальные, очевидно, сидели, но сидений видно не было, и создавалось впечатление, будто они висят в воздухе в довольно вальяжных позах.
— Где ты, Алан? — Матиас завертел головой. — Ты слышишь нас?
— Да, слышу, я в ванне.
— Я же сказал, что он не беспокоится! — возликовал Димитрий. — Стальные нервы!
— Мы волновались, — признался Матиас, глядя не совсем туда, где находился Алан. — Я поговорили со своим духом — он называется Синтет, — и он заверил, что в Парадайзе не может пострадать ни гость, ни гражданин. Всё контролируется синтетами. Даже Осаму не справится со здешней магией. То есть технологиями.
— Но Осаму — злобный тварь, — добавил Тэн. — Он сказать тебе что-то, отчего ты потерять голова.
— Например? — насторожился Алан.
— У него Кассия, — сказал Матиас. — Понятно ведь, что он будет использовать ее как козырь. Мы хотим попросить тебя держать себя в руках…
— Я буду держать себя в руках, — пообещал Алан. До него вдруг кое-что дошло. — Осаму не будет меня шантажировать. Он собирается меня уговорить.
— С чего ты…
— Он привел нас сюда, в самый безопасный Оазис из известных. Он пожелал, чтобы мы поели и отдохнули. Чтобы я говорил с ним будучи свежим и отдохнувшим. Если б он намеревался надавить на меня, он взялся бы за переговоры, когда мы были уставшими и голодными. Верно ведь?
— Резонно… — Матиас вздохнул. — И всё же, что бы он тебе не предлагал, помни, что у тебя есть друзья, которые всегда помогут.
***
Лакей, он же Синтет, объявил о том, что прибыл гость, без минуты десять. Алан, который уже помылся, оделся и сидел на созданном кресле, чуть дрогнувшим голосом велел впустить.
В пяти шагах от Алана возник мальчик лет двенадцати в потрепанном камзольчике, с черными волосами и живым взглядом. На мгновение Алан поразился: он где-то встречал этого мальчика… Потом сообразил: это он сам в детстве!
— Кто ты? — спросил Алан.
— Алан! — то ли назвался, то ли позвал мальчик, улыбнувшись. Он повернулся, двинулся к стене, обернулся через плечо. — Следуй за мной.
Как завороженный, Алан поднялся и пошел следом. Он ощутил, что пол под ногами заскользил назад, а стены капсулы изменились, потемнели, так что появилась иллюзия, словно он действительно куда-то перемещается. На самом деле он находился на одном месте.
Поверить в это было сложно — иллюзия ничем не отличалась от реальности.
Маленький Алан шагнул в темноту, которая тут же рассеялась, когда открылась входная дверь дома Арконов, ведущая на улицу Галльфрана, по которой сновали курьеры, бегали дети, степенно прогуливались дамы и господа и ездили конные экипажи.
— Себ!
Навстречу маленькому Алану выскочил мальчишка — того же возраста, веснушчатый, добродушный, с более короткими и более светлыми волосами.
— Ну что, готов? — спросил Себастьян Келлер, друг детства Алана.
— Я-то готов, — насмешливо проговорил маленький Алан, будто забыв о существовании Алана-настоящего, — а ты прихватил чистые штанишки на случай, если обделаешься?
— Я прихватил тебе платочек, если ты расплачешься! — парировал Сэб.
Они побежали по улице. Алану не пришлось бежать за ними — он двигался за ними, не шевеля ни рукой, ни ногой, просто летел за ними, подобно бесплотному духу.
Кажется, он помнил этот день. Но всё было не совсем так. Алан тогда вышел из школы фехтования, его встретил Себ, и они направились к Черной границе…
А еще они встретили Эмиля Ламара…
Но иллюзии Парадайза показывали ему другую историю. С тем же сюжетом, но с разницей в деталях. Так, Эмиля мальчишки не встретили, хотя сердце Алана сжалось в ожидании. Маленькие Алан и Себ пересекли границу и подошли к колодцу Твари.
Тварь с отвратительным визгом вылетела вверх, и вдруг наступила тьма.
Алан уже догадался, что видит не собственные воспоминания, а чужие. Воспоминания Себастьяна.
Когда тьма рассеялась, Алан увидел маленького Себа, стоящего у Черной границы на территории Оазиса, рядом с матерью, отцом и несколько десятками людей, среди которых были и аристократия, и ремесленники с окраин. Все смотрели вслед группе всадников, удаляющихся по Дебрям в сторону леса. Наверняка кто-то из провожающих проливал слезы по дочерям, которые будут отныне жить в ином Оазисе, кто-то из юных дев вздыхал по доблестным Пилигримам, вскружившим им голову. Но Себ смотрел — и взрослый Алан видел это отчетливо — на самого маленького всадника, который несколько раз оглянулся.
Маленький Алан покидал родной Галльфран, своих родителей, знакомых, друзей — и Себа. Оглянувшись пару раз, он больше не глядел назад. Зачем? Перед ним распростерся весь мир.
А Себ оставался, ибо Черная граница оставалась для него непреодолимой гранью.
— Идем домой, — мягко сказала мать.
Но Себ вырвал руку и побежал…
…Картинка задрожала, помутилась, и у Алана создалось впечатление, что идет время. Люди на улицах ускорились так, как этого никогда не бывает в жизни, деревья зеленели весной и избавлялись от листвы осенью за считанные секунды, возводились новые здания и исчезали старые.
Алан видел Себастьяна посреди этого изменчивого калейдоскопа — тот рос, вытягивался в росте, взрослел, пока не сравнялся ростом с Алана и не стал статным молодым человеком. У Себа был широкий и высокий лоб, темные, чуть светлее, чем у Алана, волнистые волосы, серые глаза, взирающие на Алана грустно и холодно.
Вдоль хребта Алана пробежал холодок, он уже догадывался, что будет дальше — не в подробностях, но в целом.
— Прошло двенадцать лет, Алан, с тех пор, как ты покинул Галльфран, — проговорил Себастьян, и Алан поежился, услышав знакомый голос. Этот голос снился ему в кошмарах — тихий, мягкий, внушающий ужас. Голос безликого Рыцаря Дебрей. — И ни разу не вернулся. Сколько раз ты вспоминал свой дом, родителей, друзей, меня?
— Поначалу — часто, — пробормотал Алан, стараясь не отводить взгляд. Они стояли напротив друг друга в серой мгле, окружившей их и поглотившей быстро меняющийся город.
— А я вспоминал тебя каждый день все эти двенадцать лет. Думал: почему так несправедливо устроен мир? Одни идут, куда хотят, а другим всю жизнь сидеть в клетке?
— Себастьян! — воскликнул Алан. — Себ! Так это ты — Рыцарь Дебрей? Но как ты смог выйди за Черную границу? Ты — все-таки Пилигрим?
Себ с грустью покачал головой. Он не был зол на Алана — лишь печален.
— Нет, друг Алан, я не Пилигрим. Девять лет назад, когда нам обоим было по пятнадцать лет, в Галльфран прибыл караван Пилигрима Тиберия. Тиберий приехал с сыном, который не был Пилигримом.
