— А по-моему — пушка.
— Возможно. Не буду спорить.
На крыше сидели двое. Возможно, крыша магазина — не самое лучшее место для возможного ночного времяпровождения, но, если именно ты — тот самый человек, который устроил так, чтобы столица огромного королевства рухнула в пучину мятежа всего за одну ночь, то тебя это не остановит от того, чтобы распить пару бокалов игристого, наслаждаясь видом.
Ты с приятелем ради этого даже притащишь на крышу столик и два кресла.
Сверху сыпались редкие мокрые снежинки, бокалы соприкоснулись с легким звоном.
— Твое здоровье, Фройд.
— Твое здоровье, Штайн.
Глава 65
4
Утром столица государства, ввергнутая в пучину безвластия и беззакония выглядела… обычно. Примерно так же, как и должна выглядеть столица большого и сильного государства.
Легкий снежок припорошил дома, улицы, парки, скверы… да вообще все. Флебс выглядел белым, как свежая, чистая невеста, покрытая фатой… ну или как покойник в саване.
Хотя нет, для покойника в нем было слишком много жизни.
Складывалось ощущение, что все жители города высыпались на улицы. Было буквально не протолкнуться, ничего не напоминало о мрачной и тревожной ночи. Если не считать, конечно, редкие следы, вроде сгоревших домов, черных языков копоти, тянущихся вверх от некоторых окон в остальном целых зданий, осколков торговых автоматов и витрин… мимо одной из таких витрин, оскалившейся стеклянными клыками, Йохан прошел с лицом человека, абсолютно непричастного ни к чему, тем более — к ночному ограблению аптеки.
На каждом перекрестке витийствовали ораторы, радующиеся приходу новой силы — что характерно, на каждом перекрестке разной — которая, без сомнения, поведет страну в пучины процветания и бездны благоденствия.
Да, это были не очень хорошие ораторы, они не дружили с метафорами.
Мимо пробежал мальчишка-газетчик, дующий на красные пальцы — зима внезапно решила дать последний бой — и хрипло вопящий:
— Новые требования Гарки! Читайте! Новые требования Гарки!
Что там требует Гарка и от кого — Йохан узнавать не стал. В конце концов, его задачей было вывезти из страны айн Хербера, и эта задача холерно усложнилась.
Транспорт в Грюнвальде умер как явление. Нет, разумеется, по городу еще катались извозчики — хотя их количество резко уменьшилось — частные экипажи, деловито пыхтели паровики, наверняка в порту загружались и разгружались корабли, но…
Из города было невозможно выехать.
Новое правительство — одно из, Йохан за время прогулки по городу слышал о трех — попыталось надавить на представителей железной дороги с тем, чтобы чего-то от них добиться — чего точно, юноша не знал, но мог предположить, что все сводилось к деньгам — железнодорожники уперлись, после чего…
Дальнейшая судьба упрямых представителей была туманна. Одни говорили, что их арестовали, другие уверяли, что новое правительство отступило, пораженное духовной силой противника, были и те, кто распространял вовсе уж невероятные слухи о том, что осмелившихся пойти против новой власти просто-напросто расстреляли, но эти слухи почитались ложью практически всеми. Все знали, что даже жестокий и кровожадный король не осмелился бы казнить своих противников, тем более — без суда и следствия, а уж новая-то власть, которая покажет всем чудеса справедливости и гуманизма…
Покажет, думал Йохан, она-то покажет.
Он помнил уроки истории, помнил события в Ренче всего-то полувековой давности и понимал, что радующиеся тому, как легко и относительно бескровно произошла смена власти в стране, совершенно без всяких негативных последствий, подобны человеку, прыгнувшему с башни и наслаждающемуся полетом и красивым видом. Только и проблем, что встречный поток воздуха слезу из глаз выбивает. Хуже ведь уже не будет, верно?
Йохан вышел на площадь и потерял нить рассуждений.
Название площади он не помнил, но, судя по взмывающему ввысь собору, она была старинной, возможно, даже — знаменитой. Площадь окружали солидно выглядящие здания, то ли дворцы, то ли здания министерств. В центре высился конный памятник неизвестному генералу. Нет, генерал, скорее всего, был известен и не менее знаменит, чем площадь — в конце концов, неизвестным военным не ставят памятников, верно? — но вот персонально Йохану эта личность была незнакома.
Бронзовая личность в мундире и бикорне натянула поводья бронзового коня и выбросила вперед руку с зажатой в ней саблей, то ли указывая путь верным солдатам, то ли пытаясь уязвить невидимого великана в уязвимые места.
На сабле висела петля, в которой покачивался человек.
Больше всего поражал не сам висельник, а реакция на него прохожих. Вернее — ее полное отсутствие.
— Добрый день, — Йохан не утерпел и остановил проходившего мимо человека в пальто, по виду — чиновника, — Я впервые у вас в городе, насколько часты у вас такие украшения улиц?
— Это министр армии, его повесили тут поутру, — безразлично, хотя и с несколько оторопевшим лицом, произнес прохожий.
— Мне казалось, министр погиб вместе с королем… Человек не может ожить.
— Человек может стать министром вместо погибшего.
Прохожий осторожно обошел замершего Йохана и пошел дальше, по своим делам.
Из Флебса надо уезжать.
Можно убаюкивать себя песнями о грядущем царстве свободы, равенства и братства, но зверь, почуявший кровь, не останавливается.
Никогда.
Железная дорога отпадает. Может, попробовать найти попутчиков с грузом в сторону границы и напроситься к ним? Или попробовать попросту украсть экипаж с упряжкой…?
Мда.
Йохан остановился.
Он подошел к дому, в котором оставил слепого механика, с наказом выпить лекарства, честно добытые ночным грабежом, а подойдя — обнаружил айн Хербера, сидящего на чемоданах возле входной двери.
Как выяснилось, за время отсутствия Йохана милая и добрая старушка-квартирохозяйка мило и просто выставила их за дверь. Дружелюбно оставив уже уплаченные деньги — в тройном размере — себе на добрую память. Попытка айн Хербера воззвать к человеческим чувствам — в конце концов, она выселяла слепого инвалида, полностью заплатившего за проживание — привела к тому, что старушка пришла вместе с тремя мужчинами, которые недружелюбно и немило посоветовали не кривляться и проваливать.
Один из недостатков отсутствия государства, подумал Йохан. Обычно те, кто мечтает оказаться в ситуации, когда тебя не сдерживают законы и узы правил человеческого общества, почему-то считают, что эти узы перестанут сдерживать только их. Ан нет. Если ты можешь ночью пойти и ограбить аптеку — пусть и по очень, очень вескому поводу — то почему не могут ограбить уже тебя?
Он сел на чемодан рядом с механиком. Кстати, чемодан показывал, что узы правил и морали еще очень даже работают. Пока что. Завтра их выгнали бы из квартиры, отобрав чемоданы, послезавтра — обчистив еще и карманы, а через неделю — просто-напросто застрелили бы.
— Что будем делать? — спокойно спросил он у механика.
Айн Хербер пожал плечами и закашлялся. У слепого изобретателя были знакомые в городе, но ни за одного он не поручился бы, что дело не закончится вот так же, как сейчас. Скорее всего, их бы просто не пустили на порог, даже за деньги, которых, кстати и нет.
Кто пустит в дом незнакомцев в смутные времена? Только ненормальный.
Погодите-ка…
Ненормальный?
Глава 66
5
Доктор Реллим плотно набил своими толстыми пальцами курительную трубку, короткую, глиняную, чуть кривоватую. Чиркнул о край спичкой — запахло фосфором, как будто по комнате и без того не плавали облака табачного дыма — и закурил, выпустив аккуратное колечко дыма.
Табак пах так, как будто его смешали с прелым сеном. Курить такое стал бы разве что крестьянин. Похоже, финансы доктора показывают дно…
— Эфир, — взмахнул трубкой Реллим, — присутствует везде. Здесь, здесь, здесь и здесь тоже. Это невидимая, неощутимая, неосязаемая субстанция, пронизывающая всё и вся в этом мире, в этой вселенной. Ни один орган человеческого тела не способен ощутить течение эфира. Чушь, скажут догматики. Бред, возмутятся обскуранты. Это невозможно, скажут маловеры. Ведь по их мнению то, чего нельзя пощупать, измерить, взвесить, запихнуть в банку с формалином и наклеить ярлычок — того вроде бы и не существует. Что можно на это сказать? Тысячу лет назад люди не знали о существовании воздуха. Сто лет назад никто не подозревал о существовании электричества. Десять лет назад никто и не предполагал существование эфира…
