И уже когда я выходил из палатки, командарм остановил меня и сказал:
- Мне тоже не нравится. Военлётов не хватает. Как воздух они нужны. Да и приказ о тех, кто газовую атаку пережил. Но и вы под него попадаете. Так что, ничего я поделать не могу. Как бы ни хотелось.
Не то, чтобы я был так уж не рад тому факту, что не отправлюсь на фронт. Воевать мне не хотелось совсем. Я ведь от войны сбежал на Урдский север, но она нашла меня и там. Теперь же, когда я смирился с тем, что быть мне снова военлётом, из-за военной бюрократии оказываюсь в тылу неизвестно насколько долго. Судьба всё же любит играть с нами.
Оставаться в крепости Китобоев, когда родина ведёт войну, не хотелось никому, кроме меня. Я, конечно, тоже делал вид, что рвусь на фронт, стараясь не переиграть. Ведь Урд всё же был моим пристанищем, а не родиной. И имей я возможность - сбежал бы ещё дальше. Только б от войны подальше. Но пока я военлёт Народного государства, сделать этого я не могу. Слишком велик риск.
Больше всех возмущался, конечно же, комэск Всполох.
- Да плевать на все эти приказы! Есть только один приказ во время войны - вперёд на врага! И нет приказа сидеть в тылу! Нет, товарищи военлёты, вы как хотите, а я - сбегу. И Бронд меня не удержит.
Сидевший с нами командор Китобоев только рассмеялся. Он много времени проводил с нами. Мы сидели и часто пили ту самую казёнку, которую Бронд получил за пленение "Дерфлингера". За это время Бронд даже ухитрился худо-бедно выучить урдский язык, хотя говорил он намного хуже, чем я.
- Я никого из вас не держу, - сказал он Всполоху. - Летите, куда вам угодно. Хоть бы и сразу на фронт. Аэропланы ваши полностью отремонтированы - так что хоть сейчас в бой.
- Вот именно! А мы тут сидим и казёнку трескаем. Будто и нет войны. И враг нашу землю не топчет.
- Кстати, уже не топчет, - заметил я. - После атаки из Соловца Брунике отвёл свои войска почти к самому Берестью. А теперь товарищ Бессараб окончательно вытеснил блицкриговцев за границу. Теперь линия фронта проходит как раз по ней. Бои, кстати, почти затихли. Видимо, снова начинается окопная война.
- Да какая бы ни была, а это война, - упорствовал Всполох. - И мы должны быть там.
- Думаю, скоро будете. - Бронд разлил всем очередную бутылку казёнки. - Военлёты всегда нужны, значит, исправят приказ - в той части, которая вас касается - и отправитесь вы на фронт.
Пока же нам оставалось гостить у Бронда. И предаваться безделью. А от безделья тянуло пить. Делать-то всё равно нечего. Первое время ещё наблюдали за починкой наших аэропланов. Но когда их отремонтировали, делать стало нечего вообще.
Вот и сидели мы часами у Бронда, коротая время за разговорами и казёнкой.
Однако в эту спокойную и размеренную жизнь с казёнкой и длинными разговорами ворвался вихрем товарищ Гневомир.
Он примчался на "Народнике". Безразгоннике урдской модели - первом аэроплане, сделанном в Народном государстве. Это была двухместная машина. За рычагами её сидел опытный летун, а страж располагался у него за спиной.
Едва ли не все свободные от дел выбежали на лётное поле - поглядеть, кто же это прилетел. Конечно же, я и мои товарищи военлёты из Соловца, не были исключением. Особенно после того, как Баташ узнал в летящем к крепости безразгоннике именно двухместную модель "Народника".
Летун легко выбрался из кабины аэроплана. А вот пассажир вылезал долго. Он явно не был привычен к перелётам. Тем более, к долгим. Судя по скованным движениям пассажира, в небе ему пришлось провести не один час.
- Товарищи! - выкрикнул пассажир, которым был ни кто иной, как Гневомир. - Мне нужно поговорить с вами и комендантом этой крепости. Немедленно.
Я понял, что хороших новостей ждать не приходится.
Мы собрались в привычной уже комнате Бронда. Командор даже вынул из ящика бутылку, но страж отрицательно замахал руками.
- Нет-нет-нет! - сказал он. - Разговор у нас будет коротким. И мне как можно скорее надо будет вылетать.
Воспользовавшись возможностью, Гневомир с удовольствием вытянул ноги. А затем неожиданно опёрся руками на стол и уронил голову в раскрытые ладони.
- Что стряслось, товарищ Гневомир? - обратился я к нему на правах человека, знающего его лучше остальных. Собственно, никто, кроме меня, Гневомира не видел в глаза до этого дня.
- Нам ударили в спину, товарищи, - сказал он. Голос стража Революции звучал несколько невнятно. Он не отрывал ладоней от лица. - В то время, как вы вели бои под Берестьем и Соловцом против фельдмаршала Брунике, на юге блицкриговцы перешли границу. Двумя корпусами при поддержке цириков князя Махсоджана. Собственно, наше нападение на Баджей и стало поводом для объявления войны. Блицкриг и Махсоджана поддержала Бейликская порта. Армия Гюрай-бея, которая насчитывает несколько сот тысяч солдат. Пограничные заставы и крепости не продержались и нескольких часов. Их просто завалили трупами бейликов. В Порте не привыкли считаться с потерями. Дешт захватили через три дня после начала войны. Как только стало известно о наших поражениях, многие князья Великой степи присоединились к Махсоджану, вспомнив о его религиозном титуле и "оскорблении веры", которые мы нанесли им, уничтожив Баджей.
- А товарищ Гамаюн? - Я понимал, какой ответ услышу, но вопрос задать должен был.
- Погиб товарищ Гамаюн. - Гневомир отнял руки от лица и поглядел на меня. - Он был в Деште, и отказался покинуть город. Хотя отлично знал, что тот обречён. И не хуже того знал, как принято поступать с уполномоченными и стражами Революции.
- А мы сидим тут! - вскочил со своего места Всполох. - Нет! Дольше я сидеть у Китобоев не намерен. Довольно с меня. Пусть трибунал, но я ещё успею повоевать с Блицкригом.
- Не будет трибунала, - успокоил его Гневомир. - Бессарабу уже передан по телеграфу приказ принять вас в ряды воздушных сил его армии.
Вот передышка и закончилась. Я снова отправлялся на войну.
- Только к товарищу Готлинду у меня отдельное дело, - добавил страж. - Мне нужно поговорить с ним наедине.
- Моя комната в вашем распоряжении, - произнёс Бронд, вставая из-за стола. В руке он по-прежнему держал запечатанную бутылку казёнки. - Идёмте, товарищи военлёты. Отметим ваше возвращение на войну.
Летуны и командор Китобоев вышли из комнаты. Оставили нас с Гневомиром наедине.
- И что же вы приберегли для меня? - спросил я стража.
Тот выпрямился на стуле. Вынул из кармана очки, водрузил их на нос.
- Тебя хотят видеть в столице, - без предисловий начал он. - Точнее нас обоих. Объяснять что-либо здесь и сейчас слишком долго. К тому же, я и не имею права говорить многого. А ещё большего - просто не знаю.
- Ты можешь ответить мне на один вопрос, товарищ Гневомир, - вздохнул я, - почему именно я?
- Точно сказать не могу, - покачал головой страж Революции, - но мне почему-то кажется, что это как-то касается твоего баджейского приключения.
Только теперь я понял, что Гневомир обращается ко мне на ты, и называет товарищ, а не гражданин.
- Ты серьёзно настроен вылетать так быстро, как сказал? - спросил я у Гневомира.
- Летун мой останется в армии Бессараба, - ответил тот, - а я уж как-нибудь вытерплю перелёт до столицы.
- Тебе, конечно, виднее, - покачал я головой. - Однако я бы на твоём месте отдохнул бы немного сначала. Нам ведь не один день лететь. Даже на безразгоннике перелёт займёт не меньше недели.
- Потерплю, - отрезал Гневомир. - Сроки у нас весьма сжатые.
- Ну раз так, - пожал плечами я, вставая со стула. - Тогда идём, товарищ Гневомир. "Народник", скорее всего, уже готов к вылету.
- Тем лучше, - кивнул Гневомир.
Мы вернулись к взлётно-посадочным полосам крепости. Механики, действительно, уже закончили с "Народником". Аэроплан стоял на полосе, готовый к взлёту. Там же находились и военлёты вместе с Брондом.
- Быстро вы улетаете, - произнёс командор Китобоев. - Совсем отдохнуть не желаете, товарищ?
