Отдельным кошмаром была упаковка. Наблюдая все предыдущие дни за тем, как Лемюэль ловко и быстро управляется с упаковочной бумагой, Джеймс и представить не мог, что обертывание, заворачивание, формирование конвертиков и повязывание аптечных твидовых лент — это настоящее искусство. Все, что выходило из-под его рук, было скомканным, мятым и рваным.
Кое-как справившись с упаковкой, Джеймс брался за книгу цен. Отыскав строку с нужным лекарством, он начинал высчитывать — а это тоже было непросто. Когда цифры все же складывались, наступал черед кассового аппарата. Эта древняя рухлядь скрипела и скрежетала, некоторые клавиши застревали. Джеймс управлялся с ним очень медленно: одним пальцем нажимал клавишу, потом искал следующую, нажимал ее, и таким образом со скоростью улитки набирал весь код, после чего ждал, когда лоток откроется, вспоминал, что он не откроется, если не дернуть рычаг, дергал его и складывал оплату в аппарат. Со сдачей тоже было нелегко — порой приходилось по-настоящему ломать голову в попытке узнать, сколько нужно вернуть посетителю…
Но худшим бедствием оказались вовсе не лекарства, кассовый аппарат или сдача, а мистер Грызлобич. Как выяснилось, у него был выходной, и он отчего-то решил провести его в аптеке. Узнав, что Лемюэль Лемони отсутствует, он пару раз пытался стащить череп прадедушки, а потом, оскорбившись за то, что в него швырнули пачкой ваты, принялся мелочно гадить — хотя, учитывая «размах» его злодейского «гения», правильнее будет сказать: подгаживать. Он раз за разом открывал-закрывал дверь, дергая колокольчик, чем вызывал раздражение, то и дело вставал в очередь и засыпал в ней, заваливаясь на кого-то и тем самым провоцируя склоки, а когда Джеймс слишком долго возился или что-то путал, обслуживая того или иного посетителя, выкрикивал, прячась в толпе: «У них есть жалобная книга! Требуйте жалобную книгу!».
В полдень спустилась мадам Клопп, и, стоило ей появиться, Грызлобича как ветром сдуло.
Теща аптекаря лишь поморщилась, увидев беспорядок, который устроил Джеймс, и забралась на свой стул с газетой. Настроение у нее было, вроде как, обычным, но она отчего-то решила сжалиться и время от времени подсказывала Джеймсу, где нужное ему лекарство стоит: «Шкаф справа!», «Третья полка, второй ряд!», «Полка над варителем!», «У трубы пневмопочты!»…
Постепенно Джеймс пообвыкся и прекратил метаться, облако белой пыли рассеялось, нужные лекарства и требуемые коды в книге цен уже находились намного быстрее, да и посетителей стало меньше, а собственный вопрос «Чем могу быть полезен?», адресованный заходящим в аптеку джентльменам и дамам, уже не вызывал столько страха.
Порой появлялся Лемюэль. Он выходил из провизорской, заглядывал в зал, говорил: «Превосходно справляетесь, Джеймс!», а затем отправлялся наверх, к себе. Какое-то время он проводил, видимо, в своей комнате, а потом спускался, что-то отсылал пневмопочтой и снова исчезал в провизорской. Джеймс пытался поймать его и осадить вопросами, но кузен отнекивался: «Все потом! Потом! Я очень занят!».
— Чем это он таким занят? — спросил Джеймс у тещи аптекаря. — Вы знаете, мадам Клопп?
Из-за разворота «Сплетни» последовал ответ:
— Занимается враньем, чтобы подготовить ложь и сделать увертку.
— Что?
— Мне лень придумывать отговорку, Джеймс. Можете сами подставить под «вранье», «ложь» и «увертку» то, что вам понравится…
Работа между тем шла своим чередом. Двери открывались, заглядывали все новые больные и страдающие.
В какой-то момент в аптеку вошел тощий долговязый мистер с фотографическим аппаратом, но лекарств он не попросил, а вместо этого как ни в чем не бывало расставил треногу, поднял повыше ручку с желобком для вспышки и дернул тросик. Раздался щелчок, загорелся магний, и на миг зал залило белым светом. После чего этот тип, ничего не говоря, сложил треногу и покинул аптеку.
— Что это было? — удивленно спросил Джеймс.
Мадам Клопп выглянула из-за газеты.
— А что было?
— Ни-ничего…
Все это казалось очень странным и — Джеймс чувствовал — было как-то связано с непонятными делами Лемюэля.
Когда часы пробили три раза, в аптеку зашел очень мрачный джентльмен в угольном костюме, цилиндре и с черной коробкой под мышкой. В глаз его был вправлен монокль, а на губах застыла тонкая ехидная улыбочка. Приподняв цилиндр, джентльмен походя поздоровался с черепом в шкафу и подошел к стойке.
— Добро пожаловать в «Горькую Пилюлю», — сказал Джеймс. — Чем могу быть полезен?
Джентльмен подмигнул ему, поставил коробку на стойку и, задрав голову, поприветствовал старуху:
— Добрый день, мадам Клопп. Как ваше самочувствие? Я вас все жду не дождусь в гости!
Глаза мадам Клопп над газетой исказились в гневе.
— Не дождетесь, доктор Горрин! У меня прекрасное самочувствие!
Джеймс нахмурился: он знал, что доктор Горрин — городской коронер и аутопсист. Очевидно, он имел в виду, что никак не дождется старуху на своем столе.
— У меня посылка с того света для мистера Лемони, — сказал аутопсист.
— Он ее ждал, — ответила мадам Клопп. — Джеймс, второй колокольчик.
Джеймс, ничего не понимая, дернул за струну сонетки указанного колокольчика. Не прошло и минуты, как Лемюэль спустился.
— О, доктор Горрин! Рад вас видеть!
— Прекрасно выглядите, мистер Лемони. Замечательный цвет кожи. Вас на днях выловили из канала?
Лемюэль проигнорировал «шутку».
— Здесь все? — спросил он, кивнув на коробку.
— Все, что вы просили. Знаете, мистер Лемони, в обмен на книгу, которую я так давно мечтаю заполучить, я с удовольствием предоставил бы вам его целиком.
— Этого мне хватит, благодарю. Ваша книга…
Лемюэль протянул доктору Горрину отцовский «Механико-анатомический справочник», и тот взял его осторожно, кончиками пальцев, как какое-то сокровище.
— Наконец… — прошептал аутопсист. — Я так долго этого ждал… единственный экземпляр… — Он поднял взгляд на аптекаря. — Не беспокойтесь, мистер Лемони, книга вашего великолепного отца попала в хорошие руки. Очень холодные хорошие руки. Обязуюсь как следует отмывать их от крови прежде, чем читать ее.
— Безмерно рад это слышать, — лишенным эмоций голосом ответил Лемюэль. — Хорошего дня, доктор Горрин.
Взяв черную коробку, он удалился. Доктор спрятал книгу под пальто и с улыбкой глянул на старуху.
— Мадам Клопп, я тут недавно изобрел новый бальзамирующий раствор — он замечательный, а как пахнет! Если вы вдруг заглянете ко мне, не беспокойтесь: этот раствор поможет сохранить вашу несравненную… хм… красоту. Никто не заметит разницы.
— Доктор Горрин! — в ярости процедила мадам Клопп. — Если вы не хотите стать первым аутопсистом, которому придется вскрывать себя же…
— Мы сегодня явно не в духе, — усмехнулся доктор Горрин и снова подмигнул Джеймсу. — К сожалению, мне пора: в морг доставили жертв экипажной катастрофы — столкнулись два кэба и один омнибус, еще поди разбери где чья нога или рука. Мое почтение!
Развернувшись на каблуках, доктор Горрин направился к выходу. Попрощавшись с черепом прадедушки, он вышел за дверь.
— Никто не заметит разницы, тоже мне! — фыркнула мадам Клопп и вернулась к чтению…
Еще через час в аптеку пришел джентльмен в темно-сером пальто и цилиндре, с холодными вкрадчивыми глазами, каштановыми нафабренными бакенбардами и тяжелым клювоподобным носом. В руках он держал трость и портфель для бумаг.
Увидев его, мадам Клопп так оживилась, что едва не свалилась со стула. Скомкав газету и отшвырнув ее прочь, она спустилась быстрее пожарного, соскальзывающего по шесту.
— О, мистер Гришем! — залепетала старуха, подскочив к стойке и отодвинув удивленного переменой в ее настроении Джеймса. — Лемюэль говорил, что вы зайдете! Безмерно счастлива вас лицезреть в нашей аптеке.
— Мое почтение, мадам Клопп. В контору пришло письмо от мистера Лемони — насколько я могу судить, дело срочное.
— Еще бы! — раздалось с лестницы, и в зал спустился Лемюэль. Он был одет в коричневый клетчатый костюм, пальто и котелок, вокруг шеи намотал шарф.
