Стенли Болдуин потёр виски, и вздохнул. Мигрень как всегда накатилась некстати, а впереди ещё целый день.
Российская империя, Москва,
А в Москве время подбиралось к полудню, и Николай, закончив дела в управлении, поехал сначала в главную контору Русской Стали, а после, заехал в магазин, чтобы чуть позже пообедать в ресторане Засидка.
С некоторых пор, он брал с собой некоторые несекретные документы и просматривал их во время обеда, так как времени категорически не хватало.
Вот и сейчас, перед ним лежал сборный доклад Управления научно-технической информации, которое уже месяц вполне успешно работало, перемалывая горы иноязычной и русскоязычной литературы.
Анализировались книги, журналы, газетные статьи и даже протоколы заседаний научно-технических обществ и академий наук, которые печатались в специализированных изданиях мелкими тиражами.
Подобное же управление теперь работало в Академии Наук, но там больше изучали достижения фундаментальных отраслей знания, и их бюллетени отличались редкостной головоломностью. Хотя для Николая, всё было более-менее понятно.
Скользя взглядом по заголовкам статей, Николай вернулся и несколько раз прочитал короткую, всего в два абзаца выжимку из статьи где описывались опыты Чезаре Ломброзо по влиянию на кровеносное давление, пульс и прочие характеристики при допросе подозреваемых, с помощью хитрого прибора гидросфигмографа — устройства, с помощью которого на диаграмму фиксировались изменения кровяного давления допрашиваемого, что позволяло проводить в дальнейшем их детальный анализ, и связи этих исследований с работами Уильяма Марстона который уже к двадцать второму году доказал практическую ценность подобных наблюдений для проведения допросов.
И сразу же вспомнилась другая статья где исследовалась электрическая проводимость кожи, и связь этого параметра с состоянием пациента.
Не чувствуя вкуса, дожевав обед, словно мясорубка, Николай вернулся на службу, и поняв, что не успокоится пока не примет решение по этому делу, поехал в публичную библиотеку прихватив информационный бюллетень.
Все необходимые материалы нашлись быстро, и выписав их на отдельные листки, поехал в Военно-медицинскую академию, где у него, как частого посетителя были свои знакомцы.
Но попав в огромный холл академии, был сразу же отловлен дежурной сменой охраны, и со всем почётом препровождён в приёмную генерала Павлова, и там без промедления запущен в кабинет знаменитого врача.
— Давно хотел с вами познакомится князь. — Павлов как добрый хозяин усадил Николая в гостевое кресло, и приказал подать чай. — Вы признаться так глубоко взбаламутили наше сонное московское царство, что отголоски сея скандала доходили и до нас. — Генерал, академик, и просто выдающийся исследователь с интересом посмотрел на гостя. — Ну, признайтесь с чем пожаловали? Неужто и у нас хотите потрясти устои? — Павлов хитро улыбнулся. — И честно говоря, давно пора.
Как вежливый гость, Николай дождался пока перед ним поставят чашку, сделал крошечный глоток, и начал выкладывать свои соображения, и то, что узнал о контроле состояния человека в процессе допроса.
Павлов схватывал всё на лету, тем более что у него при Медицинской Академии была мощная лаборатория, которая занималась научной работой. Для него это была всего лишь интересная тема, которая могла иметь практический результат. Но поговорив с Николаем Белоусовым подольше, проникся смыслом и значением такого подхода, и пообещал не только всемерное содействие, но и выделение площадей, людей, и вообще всего потребного.
Из Академии Николай поехал в Коллегию Внутренних дел, где тоже почти без задержки попал на приём к новому товарищу председателю коллегии, генералу Джугашвили, который тоже весьма заинтересовался предлагаемой темой, а самое главное, возможностью нормально, без танцев с бубнами и риском подвести себя под монастырь, потратить выделяемые для исследований деньги. Научный Институт Криминалистики только-только начинал набор кадров, и ни на какие исследовательские подвиги не был готов, тогда как за Коллегией числилась уже немалая сумма, накопленная за пять лет, и ревизоры могли начать задавать неудобные вопросы не то, что в любой день, а в любой час. Контрольная Комиссия Коллегии финансов уже работала в Коллегии Внутренних дел, обещая много ужасных чудес.
Поэтому и межколлегиальное заключение о заказе исследовательских работ, было написано, подписано и улетело курьером в Медслужбу Генштаба, в тот же час, а Николай поехал обратно к себе в Канцелярию, где написал пространнейший меморандум, отправленный начальнику.
Так и получилось, что уже растянувший невеликий бюджет своей лаборатории на новую тему, Иван Петрович Павлов, сначала получил миллион пятьсот тысяч рублей из коллегии внутренних дел, затем внезапно шестьсот тысяч, из Тайной Канцелярии, и миллион из финколлегии который как оказалось тоже был заинтересован в помощи своим ревизорам.
При таких условиях, тема получила высший приоритет, и фактически вся лаборатория «Физиологии и высшей нервной деятельности» занялась только этим.
В самих исследованиях не было ничего сложного, и требовалось просто наработать статистику для того, чтобы убедить Верховный Суд, в правильности подхода, и привести собранное оборудование в более-менее компактный вид, для удобства использования следователями.
Но ничего этого князь не знал, так как работа и учёба, занимали всё его время, а всё что удавалось выкроить расходилось без остатка между вниманием Анечки, занятием оружейной торговлей, и встречей с дамами.
Несмотря на его опасения, забота о новой сестрёнке, отнимала немного времени, но требовала большой собранности, поскольку девочка, прошедшая через сложный период в жизни, успела повидать всякое и вопросы порой задавала довольно неудобные. И тут огромную помощь оказывали сёстры Басаргины которые тоже не в оранжерее росли. У отставных офицеров егерских войск, всегда находился ответ на любой самый каверзный вопрос, и отдуваться Николаю приходилось лишь когда он оказывался с сестрёнкой один.
Но Анечка быстро входила в Московское общество чему немало способствовала её старшая подруга — Аня Проскурина-Горелова, на два года старше, но относилась она к Белоусовой как к родной сестре, и не раз обидчики Белоусовой, получали на орехи от Гореловой.
Часики, подаренные государем-императором, оказались с небольшим, но приятным дополнением в виде личного герба Рюриков на обороте, что сразу подняло авторитет девочки среди соучениц по гимназии, который и так был на высоте. Истории с похищением, и покушением на государев поезд вышли настолько громкими, что всех, кто что-то видел своими глазами ждала пусть недолгая, но громкая известность у публики.
Но от снобизма маленьких, но уже много понимающих отпрысков старейших российских родов, маленькую Анечка защищала не только личная слава, но и довольно мрачная репутация её приёмного отца и брата, особенно после того, как по их просьбе, отставниками и бывшими сотрудниками специальных подразделений, проживающих в Москве, был наглухо блокирован целый городской район, и проведено прочёсывание совершенно в духе армейских операций. И нашлось для того и оружие, и транспорт, и всё необходимое, не беспокоя штатные подразделения Московского гарнизона.
Широкая публика того не поняла, но для людей знающих, из темноты высунулась оскаленная пасть перекусила несколько тел, и скрылась обратно, словно намекая своим появлением всем недругам страны.
В целом, даже государь не сделал никому замечания, за случившееся, словно так и предполагалось, и одно это уменьшило число фрондирующих в несколько раз. Никому не хотелось стать на пути обычного с виду горожанина, который мог во мгновение превратиться в безжалостного убийцу.
Обсуждали эту ситуацию в закрытых салонах негромко, но достаточно долго и тщательно разобрав, несколько княжеских родов отправили своих неугомонных родственников подальше за границу, с пожеланием не возвращаться вовсе. А, например, Захарьины-Кошкины подвергли своеобразной высылке целых три семьи в полном составе, всего двадцать пять человек, отправив их аж в Новый Свет.
