— Совершенно верно, — согласилась ученая леди, вновь оборачиваясь к окну. — Хотя насчет комитета он, как видно, ошибался. Какими бы предосудительными ни были методы у этих людей, сегодня они оказали Британии ценную услугу.
— Еще бы, мэм. Они помогли спасти наш корабль!
— И султана, похоже, им тоже удалось свергнуть.
Дэрин, тяжело встав, подошла и вместе с доктором Барлоу выглянула в окно. Корабль уже лег на курс, направляясь в непроглядную тьму над морем. А вдали улицы Стамбула по-прежнему озарялись пальбой и взрывами; можно было рассмотреть даже облака специй, кружащиеся в лучах прожекторов элефантин.
— Наверное, мэм, он пока все-таки держится. Посмотрите, бой не утихает.
— Бой этот совершенно бессмыслен, уверяю вас, — сказала ученая леди. — Через несколько минут после того, как был уничтожен «Гебен», мы видели, как с территории дворца взлетела имперская воздушная яхта «Стамбул». Под белым флагом.
— Белым флагом? Но ведь схватка едва началась. С чего бы султану сдаваться?
— А сдавался не он. Судя по сигнальному вымпелу, командовал «Стамбулом» Кизлар-ага. — Доктор Барлоу холодно улыбнулась. — Он отвозил султана в тихое безопасное место, подальше от бушующих улиц столицы.
— Вот как? — удивилась Дэрин. — Уж не хотите ли вы сказать, что он похитил своего собственного правителя?
— Я уже как-то говорила вам: султанов здесь меняли и прежде.
Дэрин тихонько присвистнула, прикидывая, сколько еще может продлиться этот бессмысленный бой. Темная гладь бухты все еще вскипала пузырями в том месте, где пошел ко дну «Гебен». Интересно, там ли еще находится бегемот? Небось, продирается сквозь броню обшивки в поисках поживы?
Снова вспыхнул прожектор, прорезая толщу воды и, видимо, давая монстру воображаемые шпоры. Следующим пунктом в меню, безусловно, должен стать «Бреслау».
— Если комитет в самом деле одерживает верх, — заметила Дэрин, — то получается, Германия остается единственной страной жестянщиков!
— Дорогой мой, вы как-то забываете, что есть еще и Австро-Венгрия.
— Ах, точно. — Дэрин кашлянула, мысленно себя упрекая. — И как я забыл!
— Вы забыли о подданных Алека? Странно, мистер Шарп.
— Мистер Шарп, — послышалось откуда-то сверху.
Дэрин подняла голову и обомлела. С потолка на нее смотрели два внимательных глаза. Они принадлежали еще одному проницательному лори, держащемуся лапками за трубу для вестовых ящериц. Ну просто вылитый Бовриль, только без пятнышка на бедре.
— Какого…
И тут Дэрин вспомнила: на корабле оставалось еще одно яйцо. Из первого вылупился Бовриль, два других раздавил автоматон султана, а об одном совсем забыли. Эта зверушка вылупилась, судя по всему, в прошлом месяце.
Доктор Барлоу подняла руку, и лори, по-обезьяньи повисев на одной лапке, спрыгнул на ладонь ученой леди и ловко вскарабкался ей на плечо.
— Мистер Шарп, — еще раз сказала зверушка.
— «Мистер» Шарп, — поправил Бовриль, и оба собрата захихикали — один начал, другой подхватил.
— Почему он все время смеется? — удивилась ученая леди.
— Понятия не имею, — призналась Дэрин. — Может, в голову чего пришло?
— Революция, — заявил на это Бовриль.
Дэрин покосилась: прежде зверек не нес отсебятины.
Новая зверушка с видимым смаком повторила это слово, катая его на языке, и в свою очередь произнесла:
— Баланс сил.
Бовриль на это хихикнул и с готовностью повторил.
Глаза у Дэрин все сильнее лезли на лоб: приходя друг от друга в восторг, оба существа затрещали без умолку, повторяя всевозможную чушь. Отдельные слова постепенно сменились потоком фраз на английском, немецком, армянском, турецком и еще бог весть на каких наречиях.
Вскоре Бовриль уже выкладывал целые диалоги, которые Дэрин вела с Алеком, Лилит или Завеном, а его собрат вторил встречными тирадами голосом доктора Барлоу, среди которых проскальзывали даже фразы графа Фольгера!
— Прошу прощения, мэм, — ошарашенно прошептала Дэрин, — но что они такое выделывают?
Ученая леди в ответ улыбнулась.
— А то и выделывают, мой мальчик, что для них вполне естественно.
— Но ведь они фабрикаты! Что может быть естественно для них?
— Как что? Набираться проницательности, разумеется.
•ГЛАВА 43•
Наутро Алек получил разрешение увидеться с Фольгером. Когда часовой отступил в сторону, освобождая доступ в каюту ландграфа, Алек обратил внимание, что дверь не заперта. С ним и самим прошлой ночью обращались весьма учтиво, скорее как с гостем, чем как с пленником. Вероятно, за истекший месяц отношения между его людьми и пленившими их дарвинистами несколько смягчились.
Граф, судя по виду, чувствовал себя вполне комфортно. Он сидел за столом, завтракая яйцами всмятку и тостами, и, когда Алек вошел, даже не озаботился встать.
— Принц Александр, — встретил его Фольгер кивком.
— Граф, — поклонился Алек.
Фольгер, как ни в чем не бывало, продолжал намазывать маслом кусок тоста. Алек, стоя в ожидании, ощущал себя школьником, которого вызвали в учительскую для взыскания. В школу он, понятно, никогда не ходил, но каким-то образом взрослые, будь то наставники, родители, а то и бабушки-революционерки, находили способы выражать свою разочарованность, и способы эти были удивительно схожи. Вряд ли директора школ особо отличались в этом плане.
Наконец Алек со вздохом сказал:
— Я, пожалуй, начну. Это сэкономит время.
— Как вам будет угодно.
— Вы, вероятно, хотите сказать, что я совершил глупость, снова оказавшись в плену. Что вмешиваться в политику Османского государства было с моей стороны безумством. Что лучше б я тихо сидел где-нибудь в пустыне.
— Именно так, — кивнул Фольгер, возвращаясь к намазыванию тоста, причем с такой скрупулезностью, словно оставить свободным от масла хоть миллиметр поверхности было бы для графа непростительной оплошностью.
— Не вняв вашим советам, я рисковал своей жизнью и жизнью моих людей, — продолжал Алек. — По словам доктора Баска, Клопп поправляется довольно успешно, но я повел его и Бауэра в бой не на жизнь, а на смерть. Так что все могло обернуться куда хуже.
— Намного хуже, — сказал Фольгер и снова смолк.
— А еще я разбазарил все, что оставил мне отец. Замок, все ваши планы и, наконец, его золото.
Алек полез за пазуху своей летной куртки и нащупал зашитый там за краем подкладки тяжелый кругляш. Отодрав ткань, он вынул оставшееся золото и бросил на стол.
После месяца закупок специй и запчастей слиток оказался почти полностью сточен. Осталась лишь пластина с оттиснутым по центру габсбургским крестом, похожая на толстую шероховатую монету.
Фольгер удивленно заморгал, а Алек позволил себе улыбнуться. По крайней мере, хоть что-то вызвало наконец реакцию графа.
— Вы финансировали революцию целиком из своего кармана?
— Только заключительные штрихи: небольшая присыпка в виде специй. — Алек пожал плечами. — Похоже, революции — вещь дорогостоящая.
— Не знаю, я ими не интересуюсь в принципе.
— Ах да, конечно, — сказал Алек, — это вас, похоже, и злит. Что я покусился на установленный самим Богом порядок вещей, низложив братскую особу царственной крови? Что я забыл про заветную мечту революционеров: извести всех аристократов, в том числе и нас с вами?
Фольгер, откусив кусочек тоста, задумчиво пожевал и подлил себе еще кофе.
— Видимо, и это тоже, — произнес он. — Но вы забыли кое о чем еще.
Алек задумался было, что это еще за упущение, но затем махнул рукой. Взяв с подоконника чашку, он налил в нее кофе и сел за стол напротив Фольгера.
— Ну так просветите меня.
— Вы еще и спасли мне жизнь.
— Я — что? — не понял Алек.
— Если бы вы, согласно плану, исчезли куда-нибудь в пустыню, то пушка Теслы отправила бы нас с Хоффманом прямехонько на дно морское, заодно со всем остальным экипажем, — сказал граф, глядя себе в чашку. — Так что я вам обязан жизнью. Какой раздражающий поворот событий.
