— Сюда, господин айн Грауфогель.
Да, хоть ты и предпочитаешь работу с бумагами, но иногда приходится выходить из кабинета и приезжать «сюда». Чтобы своими собственными глазами увидеть, как идет работа по проекту, понять, куда именно ты собираешься отправить людей.
И на чем.
2
Посреди секретного цеха — одного из секретных цехов Штальштадта — стояла машина. Хотя нет, то, что здесь возвышалось, заслуживало того, чтобы зваться Машиной.
Широкие гусеницы, сверкающие стальными шипами, квадратный корпус с крошечными круглыми иллюминаторами, короткие дымовые трубы, два стеклянных глаза прожекторов на крыше над узким лобовым стеклом — Машина походила на сжавшегося перед прыжком железного дракона. Она выглядела… опасной. Так, как будто ей по силам спуститься даже в сам ад.
Собственно говоря, именно это ей и предстояло. Отправиться в ад.
Ледяную преисподнюю.
Трансморания
Никозия. Форт-Людериц
2 число месяца Короля 1855 года
Доктор Виктор Рамм
Бабочка с черно-бело-голубыми крыльями присела на деревянный стол, прошлась, перебирая тонкими ножками — и замерла, пронзенная острой иглой.
— Что это за бабочка, доктор? — широкоплечий здоровяк поднял иглу с насекомым на уровень глаз, рассматривая его.
— Большой полосатый меченосец, Адольф, — ответил сидевший с ним за одним столом, высокий худой человек, с круглой и совершенно лысой головой, — В моей коллекции она уже есть, выброси. Я на твоем месте лучше бы обратил внимание на древесину, из которой сделан вот этот стол.
— Что с ней не так? — названный Адольфом с сомнением посмотрел на доски стола, гладкие, как будто отполированные, благородного цвета корицы, с прихотлив переплетенными волокнами.
— Этот стол — свидетельство того, что живущим здесь дикарям-шварцам необходимо вмешательство цивилизации. Это стол сделан из ироко, древесины трансморанского тика, древесины, которая стоит больших денег и могла бы пойти на шедевр мебельного ремесла, достойный того, чтобы находится в кабинете достойного человека. Здесь же из него сколотили стол, стоящий в дешевой пивной.
Доктор поднял кружку и отпил из нее. Поморщился:
— И пиво здесь варить не умеют… Впрочем, мы здесь не для того, чтобы нести свет цивилизации тем, кто его недостоин. Мы должны найти мой пропавший шедевр, который, по некоторым сведениям, скоро здесь появится.
Здоровяк Адольф покосился на амбротипическую карточку, лежащую на столе. Карточку, с которой смотрел тип, известный всему Бранду как Северин Пильц.
Глава 6
Шнееланд
Бранд. Королевский дворец
2 число месяца Короля 1855 года
Первый маршал Рихард айн Штурмберг
«Разговоры, разговоры, разговоры… А мне бы саблю, коня и вперед, на противника… Чтобы позади тебя — только свои, а враг — только впереди. Как же легко и просто на войне и как же тяжело вот в этих вот интригах… Не для меня это все, не для меня…».
Первый Маршал Шнееланда лукавил. Нет, он, наверное, и вправду предпочел бы честный бой вот этим вот «тайным пружинам реальной политики», так как сил и нервов эта политика требовала гораздо больше любого боя, да что там — любой войны. Но с гораздо большим удовольствием он предпочел бы и политике и войне — бокал вина и горячую женщину.
То, что ты умеешь воевать — не означает, что ты любишь это делать.
Да и тезис насчет «…враг только впереди…» был несколько сомнительным. О чем мог бы напомнить Первому Маршалу шрам на левой лопатке. Полученный от кинжала того, что находился сзади и кого он, тогда еще молодой офицер, считал не просто своим. Своим другом. Тогда Рихард и узнал, на собственной шкуре, что предают только свои.
Ладно, минутка слабости окончена. Возвращаемся к «реальной политике», как говорит… тот, кто в будущем станет императором, и кого сейчас не стоит называть тем, кто на самом деле управляет Шнееландом. Для его же безопасности. Традиции подсылать к мешающим людям убийц широко распространены не только в Лессе — там они, в силу лесской хвастливости, просто известнее — но и в Ренче, и в Брумосе… Несмотря на все заявления последнего о том, что он выступает за честность, верность, справедливость, свободу, правду… еще что-то не менее эфемерное. Когда это нужно — любой брумосский лорд обманет, предаст, украдет, поработит и солжет. Чтобы потом произносит в Парламенте речи о честности, верности, справедливости, свободе и правде. Так что не стоит никому знать, кто управляет Шнееландом, пусть его продолжают считать… тем, кем считают, пусть думают, что он безвреден и безопасен. Так безопаснее. Для него.
И все-таки понятие «реальная политика», которое придумал Тот, кто — правильнее и честнее вот этой брумосской привычки напускать туман. Вернее, как раз брумоссцы давным-давно и пользуются реальной политикой, то есть — принимают государственные решения исходя из практической выгоды для государства, а не тех самых справедливости, правды и свободы. Да, если Брумос поддержал сепаратистов — то потому, что это ему выгодно, а не потому, что «каждый народ имеет право на самоопределение». И если Брумос НЕ поддержал сепаратистов — то не потому, что «границы государства священны и неприкосновенны», а, все правильно, потому что ему это выгодно. Просто привычка Брумоса прикрывать свою политику красивыми словами привела к тому, что в политиках — и даже во главе государств! — оказываются люди, принимающие этот словесный туман за чистую монету и НА САМОМ ДЕЛЕ начинающие выступать в защиту свободы, справедливости и тому подобной ерунды. Нет, с точки зрения оторванных от жизни философов и мечтателей это, конечно, красиво — их государство выступает в защиту кого-то там угнетенного. Но для солдат, которые месят грязь и идут под пули, осознавать, что это все ради защиты того, кто, возможно, став свободным, в благодарность воткнет тебе нож в спину, став верным союзником твоего врага… Война должна идти для того, чтобы твое государство стало сильнее и богаче. И других причин для войн — нет и быть не должно.
Хотя, конечно, находятся и те, кто думает иначе…
Вот, например, вот этот вот человек.
Вернер, герцог Драккенский. Молодой, чуть старше двадцати — ему пришлось стать герцогом после того, как его отец «скоропостижно скончался от желудочных колик», а, проще говоря — спился до смерти. Это при том, что человеческий облик и человеческий разум старый герцог потерял задолго до того. Хотя его люди тщательно это скрывали, не желая позорить своего правителя, но слухи о том, как герцог воет голышом на луну, считая, видимо, себя вервольфом, или палит во все стороны из пистолета, отбиваясь от мерещащихся ему демонов, все же просачивались. Первый Маршал нисколько не удивился бы, если бы узнал, что герцогу просто помогли умереть. Например, его жена. Особенно после того, как тот, в пьяном угаре, чуть не застрелил их младшего сына.
Казалось бы, жизнь в такой вот семейке надежно должна выбивать из головы любую романтику, а вот подишь ты…
— Нам не нужна ваша помощь, чтобы охранять нашу границу! — молодой герцог сверкнул карими глазами и откинул от лица пряди длинных черных волос, — Нам нужно, чтобы вы помогли нам вернуть наши исконные земли!
Рихард айн Штурмберг мысленно вздохнул.
— Ваши земли в настоящий момент принадлежат Беренду…
— Да! Он незаконно их захватил!
— Это произошло, если не ошибаюсь, триста лет назад?
— Двести девяносто семь!
— И вы как-то ведь жили эти годы без этих земель, верно?
— Они — наши по праву!
— Какую пользу они вам принесут, кроме чувства морального удовлетворения?
Молодой герцог на секунду замолчал. Потому что признать, что от небольшого кусочка земли по ту сторону Чернолесских гор, была одна-единственная польза — он позволил бы назвать Драккен не графством, а герцогством. И всё. С точки зрения Первого Маршала, портить ради этого отношения с Берендом — несусветная глупость. А без этой порчи отношений — Драккен не соглашался на союз. Ни в какую.
