— У нас есть свои правила и традиции, старина. Вы должны это понимать.
— Я понимаю, хотя и нахожу ваши ритуалы посвящения довольно жесткими.
Дивейн кивнул.
— Так и должно быть. Когда вы услышите то, что Хавелок собирается сказать сегодня ночью, вы все поймете.
— Жду с нетерпением, — как можно спокойнее ответил Веллингтон, бросив быстрый взгляд в сторону доктора.
На этот раз доктор Хавелок уже ждал всех за столом, лицо его было радушным и довольным, без каких либо следов раскаяния после недавней зверской расправы над журналистами. Сейчас он с удовольствием ел первое блюдо вместе со всеми остальными, несмотря на царившую за ужином напряженную атмосферу. Веллингтон обвел глазами зал и тут заметил, что здесь как будто стало просторнее. Может быть, это было связано с отсутствием одной пары? Нет. Свет газовых ламп отражался от висевших на стенах зеркал для слуг. В зеркалах этих виднелась искривленная обстановка комнаты, потому что самих слуг перед ними не было. Позади трона Хавелока, где обычно стояли еще двое лакеев, сейчас возвышались два бронзовых обелиска, достигавшие пояса единственного дворецкого, присутствовавшего в зале. Холодные закуски были поданы, налили по первому бокалу вина; но теперь среди гостей оставался только один внушительный дворецкий, который никогда далеко не отходил от Хавелока. Он стоял так же неподвижно, как и два обелиска.
— Добрый вечер, братья и кандидаты, — заговорил Хавелок, призвав всех к тишине. — Я понимаю, что тем, кто знает меня хорошо, мое присутствие здесь и эта моя вспышка красноречия могут показаться нехарактерными; но, с другой стороны, братья, когда я соблюдал условности?
Послышался вежливый смех, в котором угадывались нотки мрачных опасений.
— Причина моего присутствия здесь проста: я хочу видеть вашу реакцию. — Хавелок повернулся к дворецкому. — Пирсон, можете начинать.
Угрюмый дворецкий подошел к одному из обелисков и, протянув руку, поднял находящийся позади него рычаг; действия его вызвали веселое оживление некоторых дам за столом. Когда рычаг зафиксировался в верхнем положении, из отверстий с обеих сторон показались серебристо-перламутровые сопла. Послышалось громкое шипение, и дамы дружно охнули; но затем раздались возгласы удивления и ужаса, когда металлические пластины сдвинулись в сторону и из корпуса вытянулись похожие на скелет руки и ноги, сделанные из телескопических трубок, шестеренок и поршней. Верхняя часть обелиска повернулась, превратившись в угловатое лицо с глубокими впадинами глазниц и решеткой на месте рта, светившейся призрачным ярко-изумрудным светом, а Пирсон тем временем поднял рычаг второго обелиска.
Хавелок смотрел на исполненные шока и ужаса лица гостей с восторгом ребенка рождественским утром.
Веллингтон старался следить за их главной целью, однако новые устройства интересовали его гораздо больше. Он буквально чувствовал их прохладную наружную поверхность — он сам так долго добивался подобного эффекта; трансформации автоматов все сильнее поглощали его внимание.
Когда они начали двигаться сами по себе, он почувствовал, как плечи его выпрямляются, а в груди закипает радость. Эти создания были просто великолепны! Ему показалось, что он услышал, как Элиза восхищенно вздохнула, но мгновением позже он понял, что звук этот слетел с его собственных губ.
В этот момент их взгляды с Хавелоком встретились. Этот человек смотрел прямо ему в глаза, и улыбка его становилась все шире. Он с заговорщическим видом кивнул Веллингтону. Его простой жест означал: «Я вижу, что вы понимаете». Хавелок не отводил взгляда от Веллингтона, пока по обе стороны от него не встали два восьмифутовых автомата.
— Я даю вам новую прислугу на этот вечер, друзья мои. Я даю вам будущее, — провозгласил он голосом отца, объявляющего о рождении своего ребенка. — Будущее, о котором общество так долго мечтало, — они воплотят его в жизнь. Но прежде чем это станет реальностью...
Его палец щелкнул единственным выключателем на запястье ближайшего к нему «слуги», и зеленое сияние внутри его черепа на миг вспыхнуло. Хавелок повторил то же самое со вторым автоматом, и оба они двинулись из комнаты со странным изяществом, несколько неожиданным, учитывая их впечатляющую комплекцию и рост.
— ...поужинаем сначала? Пожалуйста, вернитесь все на свои места.
И снова была подана прекрасная еда — овощи, зелень, дичь, барашек и отличное вино, которое, казалось, никогда не кончится. Все было также восхитительно, как и в предыдущий вечер, хотя безмятежная беседа и любезности периодически прерывались, когда в обеденный зал медленно входили грозные механические монстры. Поразительно, но автоматы были в состоянии выполнять обязанности слуг во время ужина ничуть не хуже, чем люди. Казалось, были учтены все задержки, связанные с их размерами.
Но дело было еще и во внешнем виде этих автоматов. Несколько жен членов братства — и даже некоторые мужчины из общества — бледнели, когда эти создания обслуживали их. Разговаривавшие резко замолкали, когда между ними просовывалась металлическая рука, чтобы подлить им вина. Веллингтону казалось любопытным, что, если к домашней прислуге отношение было как к вспомогательным приспособлениям для привилегированных, механических слуг это касалось еще в большей степени. Они не были одушевленными, не обладали рассудком или каким-либо сознанием. У них не было самомнения, которое можно было задеть. Никаких слабостей или уязвимых мест. Если у них выдастся неудачный день, их можно просто направить в ремонт. Эти автоматы действительно являлись приспособлениями.
Единственное преимущество, которое оставалось у старомодной домашней прислуги перед новомодной, — это ее невидимость. Высшему классу было легко и просто не обращать внимания на низший класс. Сложный аппарат из гидравлической системы, медных цилиндров, насосов и вращающихся шестеренок игнорировать было сложнее, особенно если этот аппарат влезает между вами и вашей женой, чтобы наполнить ваши бокалы.
«Пропади оно все пропадом», — подумал Веллингтон, промокая уголки рта салфеткой. Затем он повернулся в сторону Хавелока, который с ликующим видом наблюдал за механически точным балетом своих творений.
— Доктор Хавелок, можно мне сказать пару слов, если не возражаете?
Разговоры за столом тут же смолкли. Уголком глаза Веллингтон видел Бартоломью, который вдруг стал почти таким же бледным, как его жена. Даже осторожное прикосновение Элизы к его бедру не сразу вывело его из состояния оцепенения. Установилась полная тишина, и это был его шанс. Это была его область знаний, где он чувствовал себя уверенно.
Улыбка на лице Хавелока слегка угасла, кустистые брови вопросительно выгнулись.
— У вас есть какой-то вопрос, Сент-Джонс?
—Да, доктор, — ответил Веллингтон. — Я просто вынужден спросить — каким образом?
Теперь пальцы Элизы сжали его колено, уже без всякой деликатности. Веллингтон потянулся за своим бокалом вина, осушил его не слишком по-джентльменски, а затем снова поставил обратно. Его рука скользнула под стол и легла на ладонь Элизы — предполагалось, что этот жест должен был ее как-то успокоить, — хотя после столь быстро проглоченного хмельного напитка у него немного закружилась голова.
С тихим шипением в пространство между ним и Хавелоком просунулась металлическая рука. Пока автомат наполнял его бокал и снова отступал в нейтральное положение, Веллингтон не отрываясь смотрел на доктора с уверенной, понимающей улыбкой на лице.
Веллингтон наклонил голову вперед — легкий настойчивый жест, вызвавших тихий вздох у некоторых дам за столом. Это было молчаливым повторением его вопроса. Каким образом?
Улыбка Хавелока снова расцвела. Он рассмеялся, и глаза его заблестели. Он шутливо погрозил Веллингтону пальцем.
— Для человека из текстильной промышленности, Ричард, вы слишком много интересуетесь наукой.
Веллингтон ухмыльнулся; бросив короткий взгляд в сторону Бартоломью, он отметил, что его прежде бледное лицо стало пунцово-красным.
