– Хватит на всех! – заявил я. – Вахмистр, организуйте раздачу продуктов питания немедленно!
Своими словами я, видимо, предотвратил солдатский бунт, бессмысленный и беспощадный.
* * *
– Часовые… Э-э-э… – Стеценко лежал на груде мешков, его расстегнутая шинель была в крошках от галет, рядом лежала вскрытая банка тушенки, в руке он сжимал почти пустую бутылку вина. Вдруг он запел: – Ча-асовы-ы-ые на посту, пу-уговицы в ряд! Ярче сол-неч-но-го дня золотом горят!
– Стеценко! Что часовые, я спрашиваю? – я сам тоже выпил, но немного – грамм пятьдесят спирта, для профилактики простудных заболеваний.
– Бдят! – сказал Стеценко и всхрапнул.
Я пнул его в подошву сапога, но Стеценко не отреагировал. Ну и черт с ним.
Сейчас вся моя штурмрота представляла из себя нечто подобное – нас можно было взять без единого выстрела, тепленькими. Я вышел на улицу и подошел к курящему здесь же Вишневецкому – он, наверное, единственный кроме меня был адекватным сегодня.
– Останемся здесь на пару дней? – спросил Вишневецкий.
– Останемся. Только этот бардак надо будет прекратить, завтра же.
Вишневецкий кивнул и мы с ним пошли в обход склада, выполнять обязанности часовых, которых и в помине не было.
* * *
Первым их заметили караульные, которые ближе к обеду вылезли-таки на крышу и осматривали окрестности, покуривая шикарные папиросы из запасов тактического резерва.
Когда я взобрался на крышу, чтобы разобраться в ситуации, мне стало не по себе. В каком-нибудь километре от нас по дорогу тянулся огромная колонна беженцев. В бинокль я разглядел детей, женщин. Мужчин почти не было, по крайней мере, я разглядел только пару стариков.
Видимо, нас тоже заметили, поскольку колонна остановилась и к нам направился как раз один из этих стариков.
– Рота, в ружье!!! – закричал я.
Солдаты забегали, пытаясь найти свое оружие и оправиться после вчерашних обильных возлияний и сытной пищи.
Через несколько минут солдаты рассредоточились, заняли позиции у окон, за забором, на крыше. Я и заспанный Стеценко пошли навстречу старику, который нерешительно остановился метрах в пятидесяти.
Старик близоруко щурился, пытаясь разглядеть нас. Видимо ему это удалось, поскольку он приосанился, поправил свой изрядно потертый полушубок и сказал:
– Ну слава те Господи, имперцы! – при этом "имперцы" он произнес с ударением на первом слоге. – А я-то уже думал… Господин поручик, разрешите обратиться?
Дедок явно служил в молодости, выправка у него была будь здоров!
– Обращайтесь, – улыбнулся я.
– Там, – он указал за спину, – две тысячи людей, мы из Перепутья бежим от башибузуков уже вторую неделю. Ни еды, ни теплой одежды толком нет, а что было – все в ход пошло. Господин поручик, там дети малые… Помогите чем сможете? Я ж не для себя прошу…
Стеценко только фыркнул за моей спиной, а я повернулся, шикнул на него, а старику сказал:
– Что уж тут… Поможем, чем сможем. Заворачивай сюда свою колонну!
* * *
Я оглядел пустой склад и пнул носком сапога картонную коробку из-под галет. Если честно, мне было немного жалко всего того изобилия, которое перло здесь из всех углов еще вчера вечером.
Но оно того стоило! На всю жизнь запомню ту девочку лет семи, которая уплетала за обе щеки тушенку с галетами, а потом посмотрела на меня и сказала: "Спасиба, дядя офицел!".
Эти люди были нам благодарны настолько, насколько это было возможно. Сначала солдаты хмурились, отгружая ящики с припасами, но потом, ловя благодарные взгляды женщин, оттаяли и даже помогали организовать кормежку всей этой массы народа.
В животе у меня заурчало – все-таки не ел с утра, замотался и как-то забыл про еду. Я развернулся на каблуках и зашагал к выходу из склада.
– Господин поручик! С нами перекусите?
На каких-то тюках сидели солдаты во главе с вахмистром Перцем и чем-то хрустели. Я подошел к ним, достал из кармана фляжку со спиртом и сказал:
– Предлагаю культурный обмен, бойцы.
– О-о-о, – ребята оживились, и несколько рук протянули мне сухари.
– Из старых запасов? – спросил я и захрустел сухариком.
А что? Нормально!
VI. ПРЕТОРИАНЦЫ
– Огонь! – крикнул я, разрывая легкие.
Окопы полыхнули залпом, а потом зачастили, захлопали одиночными выстрелами. Я ловил в прорезь прицела чужой винтовки синие мундиры и стрелял, стрелял… Свистнула пуля. Я пригнулся – и вовремя – по брустверу простучала пулеметная очередь.
– М-мать! – ругнулся я. – Откуда у них пулеметы?!
Стеценко скрючился у стенки окопа, костяшки пальцев у него побелели – он мертвой хваткой держал револьвер в одной руке, а другой пытался расстегнуть верхнюю пуговицу гимнастерки.
– Ручные, с дисковым магазином. Альянс, паскуды, несколько вагонов этого добра синемундирникам прислали, – мой зам приподнялся, пальнул пару раз из револьвера и спрятался обратно в окоп. – Теперь они нам вставят!
– Еще посмотрим, кто кому вставит, – неуверенно сказал я и, пригнувшись, побежал по линии окопов в блиндаж.
Черт бы побрал этот полустанок, эту железнодорожную развилку и лоялистов, которым она позарез необходима!
Когда я вошел в блиндаж, снаружи грохнуло, мне на фуражку и шинель посыпался песок. В углу солдат-связист ковырялся в рации.
– Боец! Связь будет?
– Минуту, господин поручик!
– Позовешь меня, я сверху буду.
Я развернулся на каблуках и вылез в окопы. Ох, мать-перемать! Лоялисты снова шли в атаку.
Под прикрытием нескольких броневиков, которые поливали наши окопы огнем из пулеметов, густые цепи синих мундиров продвигались к нашим окопам.
– Ро-ота! Гранаты – товсь!!! – заорал я и бегом побежал к расположению пулеметной команды на правом фланге.
– Вахмистр! Прекратить огонь! – приказал я.
Вахмистр Перец удивленно выпучился на меня, но дал отмашку своих пулеметчикам.
– В чем дело, поручик?
– Всем укрыться в окопах! Подпустим их поближе. Мамсуров, раздать бутылки с зажигательной смесью!
Чернявый боец, исполняющий обязанности посыльного рванул за бутылками. На несколько секунд над окопами моей роты повисла тишина.
Я помедлил, глядя, как солдаты разбирают гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Уже слышались выкрики лоялистских командиров, рокот моторов броневиков.
– Ну, с Богом, – проговорил я, и потом уже гаркнул во всю глотку: – Дава-ай!
Одновременно с бойцами я поднялся в окопе в полный рост и приложил винтовку к плечу.
– О-огонь!
Что-то около пятидесяти человек в синих мундира1х оказались в наших окопах. Завязалась рукопашная. Какой-то рябой лоялист кинулся на меня, на ходу дергая затвор. Я видел грязь на штыке, трясущиеся пальцы своего врага… Отшвырнув бесполезную винтовку я кинулся ему под ноги, повалил, принялся выкручивать винтовку у него из рук. Он пару раз больно пнул меня ногой, а потом я отпрянул, дернул из кобуры револьвер и выстрелил ему в грудь.
К этому времени все закончилось. Я попытался отереть грязь с лица рукой, но только больше запачкался. На поле перед окопами горели уже четыре броневика, лоялисты откатывались на свои позиции, не заботясь о мертвых и раненых товарищах, синие мундиры которых покрывали пространство перед окопами.
Бойцы выбрасывали трупы врагов из траншей, перевязывали раны. Фишер из пулеметной команды накрывал тела погибших соратников брезентом. Мы потеряли восемь человек.
– Господин поручик, вас вызывают! – крикнул связист из блиндажа.
Ну надо же! Как они вовремя, однако. Через минуту я был у рации.
На связи был незнакомый мне полковник по фамилии Барковский. Он кричал очень громко, но из-за помех и стрельбы я его еле слышал:
– …до прибытия состава на полустанок!..любой ценой, слышите!!! Обеспечьте выгрузку личного состава…..частей особого наз…….полустанок до последней капли крови!
