Глава 1
Звучит утренняя сирена и бараки оживают.
Мы с Отто подползаем к краю койки и опускаем ноги на холодный пол. С деревянных коек вокруг нас спрыгивают другие дети. Наши с Отто тела соединены в районе грудной клетки, так что делить одну кровать на двоих нам не в новинку. Вообще спать в одной кровати это далеко не самое худшее что может случиться в Освенциме.
В месте с толпой мы вываливаемся через дверной проём и оказываемся в ледяном коридоре, с каждым шагом волдыри на моих ступнях лопаются и замерзают.
В конце коридора под потолком горит свет. Мы с Отто уже наловчились карабкаться по ветхой лестнице, соединяющей наш барак с остальным лагерем, и у нас хватает ума налезть впереди всех. Все знают, что этого делать нельзя, но все ровно каждый божий день кому-то приходится выходить первым. Сегодня это малышка Вилоу. Всю неделю до этого она кашляла, и падала в обмороки.
Ко мне подкрадывается туманный свет восходящего солнца. Я закрываю глаза. Где-то справа от меня кричит малышка Вилоу пока её голос не заглушается треском ломающихся костей. Каждое утро два Жопа-гоблина разрывают на части какого ни будь ребенка, который первый выходит из барака, я уже научился закрывать глаза на это.
Раздаётся крик Жопа-гоблина:
- Яблоко!!!
Расталкивая друг друга, мы ищем свое место в колоне чтобы затем идеальным строем начать маршировать к Мраморному Яблоку. В Освенциме тысячи детей, и выстроится в одну линию это одно из невозможных занятий, с которым мы сталкиваемся каждое утро едва стряхнув с себя ночные кошмары и клопов.
- Яблоко!!!
Раньше переклички проводил Адольф Гитлер, но в последнее время он куда-то исчез, не успел я тут и провести и недели. Теперь распределением обязанностей у Жопа-гоблинов, судя по всему, происходит по результатам ночных игр в карты.
- Яблоко!!!
Без его твердой руки порядки в Освенциме приходят в упадок. Сегодня Жопа-гоблины только и делают что напиваются и заставляют нас делать игрушки.
Мы с Отто сиамские близнецы ну даже несмотря на это при составлении лагерных списков Жопа-гоблины присвоили нам номера 999, и 1001. Номер 999 это я. Номер 1000 костлявый молчун Отто, а номер 1001 я никогда не называю брата по номеру хотя сам он меня только так и зовёт. Да и вообще последнее время он почти всегда молчит.
Заметив номер 1000, мы пробираемся к нему сквозь толпу. К счастью, соединяющая нас с Отто кожа и плоть так растянулась что номер 1000 легко втискивается между нашими телами как птенец в дупло.
Теперь наша ровная колона медленно ползет сквозь здания Хирургических Бараков, Артиллерийских Башен и Игрушечного Сектора. На конец мы на месте Мраморное Яблоко находиться в центре Освенцимской площади.
Мы заходим внутрь Яблока. Несколько часов спустя мы выйдем через его жопу. Наш строй продолжает ползти по спирали пока все заключённые не окажутся внутри. Если только Жопа-гоблины не потеряют терпение и не применят к нам СС. СС - это сокращение от Сучьего смертоубийство… Сучье смертоубийство — это худшее из наказаний.
Отто номер 1000, и я стоим где-то по середине. Со дна Яблока раздаётся крик Жопа-гоблина:
- Смирно! Штаны снять! Задницы задрать!
Мы скидываем красные лагерные штаны и все как один подставляем ягодицы солнцу.
Для многих из нас наступает самое опасное время суток. Если переживёшь перекличку можешь считать, что прожил ещё один день. Больше всех рискуют новички трудно научится жить в постоянном ожидании собственного смертного приговора.
Ребенок, стоящий во внешнем ряду спирали всхлипывает и бормочет свои последние слова. Игрушки приносят свободу, затем раздаётся булькающий звук перерезаемых голосовых связок. Вот идиот. Сегодня его выбрали в качестве Яблока. Он что и правда думал, что бормотание Жопа-гоблинского лозунга поможет ему соскочить с крючка?
Это вторая по счету жертва за день. Мальчика или девочку которого выбрали Яблоком, помещают в бочку с Сидором, где он или она должен будет хорошенько перебродить в компании других Яблок. Никто не знает по какому принципу Жопа-гоблины выбирают Яблоки ну мы думаем, что это как-то связано со степенью спелости наших задниц.
К тому времени как надзиратель подходит к нам, мой задний проход успевает основательно замёрзнуть. Я задерживаю дыхание, и кусаю кончик языка пока жирный палец когтем выводит свастику на загрубевшей от шрамов кожи на моей левой ягодице.
Палец врывается в мой задний проход. Я сильно прикусываю язык. Крепко зажимаю губы и терплю боль пытаясь не обращать на палец в моей жопе никакого внимания. Напоминаю себе, что мне повезло что я ещё жив. Мой рот наполняется кровью, кровь стекает по горлу, но кричать нельзя, малейший звук означает мгновенную смерть.
Чявк!!!
Палец Жопа-гоблина выходит наружу из моего кровоточащего, разработанного нацистским пальцем ануса. Жопа-гоблин записывает мой номер в список, подходит к номеру 1000 и проделывает с ним туже процедуру.
У меня болит язык и задница, и эта боль не дает мне потерять сознание. Я выдыхаю и судорожно хватаю ртом воздух, пока надзиратели осматривает 20 оставшихся детских анусов. Благодаря своим слоновьим ушам Жопа-гоблины прекрасно слышат даже с большого расстояния, но путем проб и наблюдений я постепенно сумел определить их слуховой диапазон. Между мной и Отто дрожит бедняга 1000. Мы временно в безопасности. Мороз сковывает мою кровавую задницу.
В центр спирали выходит Жопа-гоблин. Только одно Яблоко погибло во время сегодняшней переклички, что большая редкость.
- Штаны надеть! Завтрак!
Я подтягиваю штаны до пояса. Все остальные делают то же самое. Мы идём завтракать и тут оказывается, что номер 1000 намертво вмерз между мной и Отто. Мы пытаемся его вытолкнуть, но безрезультатно. Он застрял. Мы не хотим отставать от остальных. Поэтому тащим его через сугробы в столовую так быстро на сколько это возможно в нашем положении.
Глава 2
В дальнем конце столовой установлена сцена. На которой Жопа-гоблины бренчат на струнных инструментах и бьют по барабанам. Эти инструменты седланые из детских костей и внутренностей. Может быть, один из этих инструментов изготовлен лично мной.
На стене за сценой висит пыльный портрет Адольфа Гитлера. Адольф практически не отличается от других Жопа-гоблинов. Он одет в такой же коричневый мундир, как и у всех, на обеих его руках повязки с изображением свастики. Над бедрами нависает покрытая прыщами и язвами задница, задница самая большая часть его тела как у всех остальных Жопа-гоблинов.
От остальных он отличается усами, усы у него по размеру в два раза больше головы. У нормальных Жопа-гоблинов добрую половину лица занимает рот, а у Гитлера же усы.
А ещё Адольф ходит задом наперед.
И одевается задом наперед.
И на картине он тоже изображён задом наперед.
Носов у гоблинов нет, поэтому они могут спокойно пердеть, даже замечая этого. Их глаза свисают с ягодиц на длинных чешуйчатых стеблях. На картине шершавая кожа Адольфа окружена облачком жёлтого пота. Другие Жопа-гоблины считают Адольфа самым чистым и совершенным существом на планете, по крайне мере они так считали пока он не пропал.
Наша троица машинально садится за ближайший свободный стол. Усевшись, мы принимаемся рыться в сушёной коже, вываленной перед нами. Я тянусь за лицом, но сидящая рядом со мной девочка ударяет меня по руке. Я отталкиваю её и рывком отделяю лицо от остальной бескостной шелухи, прежде чем девочка успевает среагировать. Я подношу лицо к своему лицу и смотрю сквозь вырезы глаз и впиваюсь зубами в хрустящие губы. Скопившаяся в них соль обжигает язык. Засохшая слюна оживает у меня во рту. Слюна — это очень вкусно, но у меня нет времени чтобы подбирать каждую каплю я умираю от голода. А ведь нас больше не будут кормить до самого вечера. К тому же эта девочка может попробовать отнять у меня лицо не смотря на риск привлечь внимание надзирателей. Лицо — это самая вкусная часть тела ребенка.
