Саркофаги в голове - Алекс Веагур

Одноклассники? Я не виделся с ними двадцать лет.

После школы — армейка. Затем — ВУЗ. А после стен альма-матер жизнь закрутила меня волчком и отбросила на другое полушарие. И хотя сейчас век Интернета, ни с кем из школьных товарищей я связь не поддерживал.

Настоящими друзьями я тогда не обзавёлся, а за последние полгода потерял и тех, кто мог бы ими стать. Что ж, понять ребят можно: после смерти приёмных родителей мою крышу совсем снесло; я кидался на всех, даже на своих товарищей; а однажды за то, что мою девушку пригласили на танец, я побил и этого танцора, и его дружка, а также отвесил оплеуху самой «Королеве бала» — моей Наташке.

Ха! До сих пор помню её слова: «Катись к чертям, придурок долбаный!»

Я и покатился. В буквальном смысле! Всего через неделю после призыва.

Кто бы мог подумать, что, отмерив десять сантиметров на карте, можно оказаться в настоящем аду?! Только этот ад поднялся на землю, а вместо чертей, к которым меня посылала Наташка, рядом со мной оказались настоящие храбрецы. Мужчины с большой буквы.

Мы сражались за правое дело, мой дух закалялся, но одновременно с этим из меня испарялось что-то очень и очень важное.

Когда мне стало казаться, что по ту сторону мушки такие же Воины, и у них тоже есть своя правда, я испугался. Испугался по-настоящему — но не смерти, а трёх её прихвостней: бессмысленности, слепоты и… трансформации — вот этого я испугался больше всего.

В бессмысленность я с каждым днём погружался всё глубже. А с этим погружением очертания правды размывались и приобретали многоликость. Из-за этого я чувствовал себя слепцом, выбирающим негодяев среди толпы через оптический прицел. Но самым страшным было то, что при таких метаморфозах моё сознание трансформировалось. Я превращался в орудие, готовое выстрелить в любое место. А то, что поначалу пугало до усрачки, постепенно становилось до задницы — как бы ни казался такой каламбур забавным, такова была моя реальность.

До задницы мне становилась и смерть — не только тех, кто по другую сторону мушки, но и моя личная.

«Война — чертовски справедливая штука», — размышлял я, понимая, что собственная голова тоже под прицелом. С каждым пробитым черепом знамя этой справедливости поднималось всё выше, пока однажды древко воображаемого прапора не перебило настоящей шрапнелью…

* * *

Когда я вышел из госпиталя, война уже закончилась. В моём черепе навсегда приютилась металлическая пластина, а красные рубцы от болтов напоминали о перебитых ногах.

Самые главные дядьки пожали друг другу руки, и началась мирная жизнь.

Я поступил в дипломатический, где из моей головы стали выбивать всё дурное. Но цепная реакция была уже запущена. А потому максимум, что удалось сделать — это придать трансформации ментальные границы, скрутить получившееся в узел, сам узел — накрыть саркофагом забвения, а вокруг саркофага — насыпать благодатную почву для новой трансформации…

Прошло несколько лет. После дипломатического я пошёл учиться дальше. Куда?.. Тут всё понятно — недополученные на войне ответы выбора не оставляли. Семьёй я так и не обзавёлся, ответы так и не находились, а потому, когда по долгу службы мне предложили перебазироваться на другое полушарие, я с лёгкостью согласился.

Со временем внутри моих собственных полушарий покоилось уже с десяток саркофагов. Преображения, зародившиеся на войне, оказались на редкость живучи. На поверхность некоторых из моих гробниц червями прогрызали дорогу старые трансформации — они объединялись друг с другом, мутировали, после чего внутри уже нового саркофага мигрировали наружу…

Я же честно продолжал выполнять свой долг. Долг — это святое, даже если смесь дипломата с военным кажется такой скучной. Когда же наши представительства стали объектами терактов, я воспрянул духом. Горячие точки, которые виделись лишь во сне, теперь сами шли мне навстречу. Конечно, обеспечение охраны — это не поле брани с надзирающими прихвостнями. Но нужно отдать должное — отличиться можно и в посольстве.

И я отличился.

После — зализывая очередные раны в больничке — я понял, что эволюционировал. Когда мне предложили должность в международной антитеррористической организации, саркофаги в голове уже не беспокоили меня. Как не беспокоило меня и отсутствие увлечений, настоящих друзей или же семьи. Трансформация вышла на совершенный уровень…

В то время волны терроризма прокатились по всему миру, и поэтому работы для таких, как я, всегда хватало.

Моя служебная доска с наградами уже отсчитала третий ряд, последний из которых занимали иностранные медали. Ни с одной из этих наград я нигде не щеголял. Зачем? Гораздо незаметнее носить их в голове, а не на груди. И кто с этим поспорит?!

С этим никто и не спорил. Что меня, как всегда, устраивало.

* * *

Примерно на том же третьем ряду с наградами на меня неожиданно вышла наша школьная учительница. Классный руководитель, давший нам путёвку в жизнь. Светлана Петровна.

Ввиду специфики работы меня не было ни в одной из соцсетей. И все девятнадцать лет после окончания школы я ни про кого из своих школьных знакомых не знал. Поэтому встреча со Светланой Петровной одновременно и поразила меня, и приятно всколыхнула воспоминания. Пожалуй, мой классный руководитель был единственным человеком в школе, который сказал мне на прощание хоть что-то хорошее. Вручая тогда аттестат, она потрепала мой чуб и произнесла: «Самое главное — будь человеком. Я в тебя верю».

«Ну, хоть кто-то верит», — подумал тогда я. А через неделю по совету Наташки «покатился к чертям»…

Когда на улице я увидел Светлану Петровну, то сразу узнал её. Да, она постарела. Но не узнать её проницательные глаза я не мог.

В тот день я должен был уехать из столицы, куда вернулся по одному важному делу. И вот, выйдя из такси за два квартала перед гостиницей, я чуть не столкнулся с нашей Кнопочкой — так мы за глаза называли её в школе из-за маленького роста.

На удивление, она тоже меня узнала. Это я понял по её взгляду. Так как встреча не входила в мои планы, я извинился и прошёл мимо, хотя мне и хотелось подойти и обнять свою классную.

А вечером я снова улетел на другое полушарие.

Через несколько дней я не выдержал и, отыскав в справочнике номер Светланы Петровны, позвонил ей. Помню, что долго не брали трубку. И помню, что