Кто нам скажет рассказ этой смерти безмолвной?
Кто над тем, что грядет, приподнимет покров?
Кто представит нам тени, что скрыты, как волны,
В лабиринтной глуши многолюдных гробов?
Перси Шелли, «О смерти»
2008 год, Москва.
Ночью метро напоминает гигантский склеп. Все реже сквозь темные тоннели проносятся пустые поезда. Расположенные за чертой города станции погружаются в тишину. В центре еще встречаются группы людей, а звуки их шагов эхом проносятся под овальными сводами. Уже к часу тридцати радиальные станции кольцевой линии покидают последние поезда. Патрули милиции обходят перроны. Закрываются двери наземных точек. Бригады путевых обходчиков ждут, пока в тупики пронесутся резервные составы.
В короткий четырехчасовой перерыв в подземельях засыпающей Москвы начинается новый рабочий день. Щелкают замки. Открываются двери подсобных помещений. Уборщики смывают грязь миллионов ног с истоптанного камня. Десятки служб приступают к проверкам рельсового полотна, проводят плановые осмотры линий электроснабжения и ремонт тоннельных сооружений.
Каждый специалист занимается своим делом даже не подозревая, что за четыре часа в недрах подземного лабиринта может произойти все что угодно. В первую очередь с тем, кто думает, что он в полной безопасности.
В тусклом свете облепленных хлопьями паутины лампочек по тоннелю шли два человека. Обходчики были одеты в мешковатые спортивные штаны и футболки. На груди у каждого висел безразмерный оранжевый жилет со светоотражающими полосами.
Высокий грузный мужчина с черной бородой шел последним, постукивая ломом по шпалам. Его напарник, коренастый старик с седыми волосами и сухим изможденным лицом, выглядел уставшим. В руке путеец держал противоударный фонарик.
Обходчики шли молча. Старик двигался неуклюже, как механическая кукла. Мутный взгляд устремлен вперед. Бородач напротив казался чем-то обеспокоенным. Время от времени он бросал беглые взгляды за спину. Там, куда тянулись две блестящие полосы рельс, в самом конце ребристой трубы все еще виднелся гранитный край перрона станции «Площадь Ильича». Впереди из-за поворота доносились голоса и скрежет металла. Там была дефектоскопная бригада, которую они должны были нагнать у «Марксистской». В обязанности такой бригады входил мониторинг рельсового полотна с помощью передвижной тележки. Работа не самая сложная, особенно в разгар смены.
Связки паутины колыхались на теплом ветру. Вдоль вогнутых стен тянулись черные кабели разной толщины. Переступая со шпалы на шпалу, грузный обходчик вздыхал. Он совсем недавно устроился на эту работу. Тяжелый воздух, искусственный свет, бесконечные изгибы пыльных тоннелей и коридоров угнетали его. Кроме того, покоя не давала одна история, которую ему рассказали в столовой.
– Слишком долго возятся, – пожаловался бородач, догоняя напарника. – Два часа до открытия осталось. Давай быстрее.
– Мы свое отбатрачили. И без нас как-нибудь окно закроют, – махнул фонариком путеец. – Доберемся до конца и передохнем. Как ты на это смотришь?
– Хорошо бы, вот только время…
– Какой ты ответственный. Сразу видно, что из новых.
– Так и должно быть сначала.
– Не волнуйся, Паш, никто нас не хватится. Я знаю несколько укромных мест, где можно передохнуть. Можешь мне поверить. Здесь человека часами искать можно.
– Это меня и беспокоит. – Бородач устремил на старика тревожный взор. – Я слышал, еще один обходчик пропал, а мы с тобой ходим одни.
– В твоей деревне все такие легковерные? Брешут люди, я тебе говорю. – Старик пренебрежительно фыркнул. – Тридцать лет работаю в этих тоннелях и ни разу не было случая, чтобы кто-то исчез.
– Слишком часто брешут. И где ты видел, чтоб люди из разных бригад твердили одно и тоже?
– Эх ты, дурак легковерный, – вздохнул старик. – Эти попугаи повторяют все, что им на язык упадет. Всегда находили «пропавших», вусмерть пьяных в какой-нибудь подсобке или дома под одеялом.
– Можешь говорить что хочешь, только мне от этого не легче. Не люблю я все эти байки о привидениях.
– Привидениях?
– Слышал о Виталии Косматском?
Ответом ему был сухой прерывистый смех, больше похожий на кашель. Старик кивнул.
– Историю про Косматского придумали в 68-ом, чтобы пугать новичков из Службы пути. Тех, кому частенько приходится ходить со станции на станцию попарно или в одиночку.
– Спорить с тобой не хочу, но…
– Правильно. Лучше слушай. Был такой шахтер – Виталий Косматский. В 1934 году вместе с другими батраками он рыл первые тоннели под Москвой. Дело это было новое. Многие тогда пострадали. Нехватка воздуха, жара, обвалы. Косматский, однако ж, переплюнул их всех. Точно не помню, как его замуровали.
– Замуровали?
– Конечно, замуровали, – ответил старик с невозмутимым спокойствием. – По слухам, его случайно запечатали строители метро во время заложения станции «Дзержинская»[1]. Говорят, что во время обхода Косматский провалился в какую-то трещину и сломал ноги. Он долго завал на помощь, но там было слишком глубоко, и никто его не услышал. Рабочие тем временем провал забетонировали. С тех пор злобный призрак рыщет по тоннелям столичной подземки и ищет своих губителей.
– Не-е-ет, – отмахнулся бородач, словно хотел прогнать страх вручную. – Говорят, ему кто-то проломил череп киркой.
– Да ты что? Бедняга, – старый обходчик хрипло рассмеялся, убыстрив шаг. – Года не проходит, чтоб ему новую смерть не придумали. Уверен, найдутся и те, кто скажет, что его поездом раздавило или током на тот свет унесло. Брехня все это. Сам подумай, как они могли знать, что он провалился в ту трещину, и при этом забетонировать ее.
– Да. Странно…
– Под «Дзержинской» в те годы вскрыли слой плывуна. Действительно пришлось бетонировать многие штреки и упрочнять крепи, иначе все это подземное хозяйство непременно раздавило бы тоннами песка. Никаких трещин и тем более пещер там в помине не было. Почва под Москвой вообще похожа на слоеный пирог, и каждый этот слой можно копать лопатой. Ты здесь недавно, поэтому я вот что тебе скажу, только это серьезно. Действительно работал в метро уральский шахтер Виталий Косматский. В марте его бригада проводила первый глубокий тоннель под Дзержинской площадью, а потом он вдруг исчез.
