Роберт Говард - Кладбищенские крысы

Сол Уилкинсон внезапно проснулся. Он лежал в темноте, на руках и лице выступили капли холодного пота. Он вздрогнул, припомнив сон, от которого очнулся.

Однако ужасные сны не были большой редкостью. Зловещие кошмары преследовали его с раннего детства. Это был другой страх, сжимавший сердце ледяными пальцами — страх перед звуком, разбудившим его. Это были крадущиеся шаги и руки, которые шарили в темноте.

Затем стало слышно, как кто-то сновал по комнате — крысы туда-сюда бегали по полу.

Он пошарил дрожащими пальцами под своей подушкой. В доме было тихо, но воображение вырисовывало в темноте ужасные фигуры. Однако дело было не только в воображении. Слабое движение воздуха подсказало ему, что дверь, ведущая в широкий коридор, была открыта. Он знал, что закрывал ее перед сном. И знал, что это не кто-нибудь из его братьев так незаметно проник в его комнату.

В этом семействе, напряженном от страха и преследуемом ненавистью, никто не мог войти в комнаты братьев, не дав ему заранее знать об этом.

Они были в особом положении с тех пор, как старая вражда погубила старшего брата четыре дня тому назад — Джон Уилкинсон был застрелен на улице небольшого провинциального городка Джоэлом Миддлтоном, который скрылся в заросших дубом холмах, жаждая еще большей мести Уилкинсонам.

Все это промелькнуло в сознании Сола, пока он вынимал из-под подушки револьвер.

Когда он соскочил с кровати, от скрипа пружин его сердце ушло в пятки, и он на миг сжался, затаив дыхание и напряженно вглядываясь в темноту.

Ричард спал наверху, как и Харрисон, детектив из города, которого Питер пригласил, чтобы изловить Джоэла Миддлтона. Комната Питера находилась на первом этаже, но в другом крыле. Крик помощи мог бы разбудить всех троих, но он навлек бы и град пуль, если Джоэл Миддлтон затаился где-то рядом в темноте.

Сол знал, что это его бой, и он должен был сам довести его до конца, во тьме, которую всегда боялся и ненавидел. И все это время был слышен тот легкий, резвый топот крошечных лапок, бегающих туда-сюда, туда-сюда…

Крадучись вдоль стены и кляня стук своего сердца, Сол боролся со своими дрожащими нервами. Он опирался на стену, служившую перегородкой между комнатой и холлом.

Окна виднелись в темноте нечеткими серыми прямоугольниками, и он смутно мог различить мебель по всем сторонам комнаты, кроме одной. Джоэл Миддлтон должен был находиться там, присев за старым камином, который не был виден во тьме.

Но чего же он ждал? И отчего же эта проклятая крыса носится туда-сюда перед камином, будто обезумела от страха и алчности? Именно такими Сол видел крыс, снующих по полу мясной лавки, в бешенстве пытающихся добраться до плоти, подвешенной за пределами их досягаемости.

Сол бесшумно двигался вдоль стены по направлению к двери. Если в комнате находился человек, он бы стал теперь заметным между ним и окном. Но пока он скользил вдоль стены, словно призрак в ночной рубашке, из темноты не вырисовывалось никакого угрожающего тела. Он достиг двери и закрыл ее, не издав ни звука, содрогаясь от своей близости к беспросветной тьме зала снаружи.

Но ничего не произошло. Было слышно лишь дикое биение его сердца, громкое тиканье старых часов на каминной полке и сводящий с ума топот невидимых крыс. Сол сжал зубы от скрежета своих истязаемых нервов. Даже в растущем ужасе он находил время неистово изумляться, почему та крыса сновала перед камином.

Напряжение стало невыносимым. Открытая дверь подтверждала, что Миддлтон или кто-то еще — или что-то — проник в комнату. Для чего еще Миддлтон пришел, если не убить его? Но почему, во имя Господа, он до сих пор не нанес удар? Чего же он ждал?

Внезапно нервы Сола сдали. Мрак задушил его, а эти семенящие крысиные лапы раскаленными молотками били по его крошащемуся мозгу. Он должен зажечь свет, пусть даже этот свет наполнит его горячим свинцом, который разорвет его.

Спотыкаясь в спешке, он стал шарить по каминной полке в поисках лампы. И он закричал — это было сдавленное, ужасное кваканье, которое не могло уйти за пределы комнаты. Его рука, ощупывающая в темноте камин, коснулась волос на человеческой голове!

Яростный визг раздался в темноте у его ног, и острая боль пронзила щиколотку, когда крыса напала на него, как на злоумышленника, стремящегося украсть у нее какой-нибудь желанный предмет.

Но Сол, едва ли осознавая присутствие грызуна, пнул его прочь и отшатнулся, его разум пребывал в суматошном вихре. На столе лежали спички и свечи, и к ним он поплелся, ощупывая руками темноту, и нашел то, что хотел.

Он зажег свечу и повернулся с поднятым в трясущейся руке пистолетом. В комнате кроме него самого не было ни души. Однако его сощуренные глаза сосредоточились на каминной полке… и предмете на ней.

Он замер, его мозг поначалу отказывался принимать то, что видели глаза. Затем он издал не свойственный человеку хрип, и пистолет упал рядом с очагом, выскользнув из онемевших пальцев.

Джон Уилкинсон погиб от пули, пробившей его сердце. Прошло три дня с тех пор, когда Сол увидел, как его тело положили в свежий гроб и опустили в могилу на старом кладбище семейства Уилкинсонов.

Тем не менее, с полки на него искоса глядело лицо Джона Уилкинсона — белое, холодное и мертвое.

Это был не кошмар, не безумный сон. Там, на каминной полке покоилась отрубленная голова Джона Уилкинсона.

А перед камином туда-сюда носилось создание с красными глазками, скрипя и пища — здоровая серая крыса, обезумевшая от своей неспособности добраться до плоти, которой так жаждала в своем омерзительном голоде.

Сол Уилкинсон засмеялся ужасным, душераздирающим скрежетом, смешивающимся с визгами серой твари. Тело Сола покачивалось взад-вперед, и смех перерос в безрассудное рыдание, сопровождавшееся отвратительными вскриками, которые расходились эхом по старому дому и вырывали спящих из их снов.

Это были крики безумца. Ужас, увиденный им, сдвинул рассудок Сола Уилкинсона, будто задул пламя зажженной свечи.

Крики разбудили Стива Харрисона, спавшего в комнате наверху. Еще не проснувшись как следует, он спускался по лестнице с пистолетом в одной руке и фонариком в другой.

Внизу в коридоре он увидел свет, льющийся из-под двери, и направился к ней. Но там уже кто-то побывал. Как только Харрисон миновал лестницу, он увидел силуэт, устремившийся через холл, и осветил его лучом фонаря.

Это был Питер Уилкинсон, высокий и худощавый, с кочергой в руке. Он прокричал что-то бессвязное, распахнул дверь и ворвался внутрь.