«Я могу изменить тебя». Он наклонился вперед, и его губы заскользили по моим; дыхание распространяло аромат мяты и вожделения, а волосы были цвета шоколада и меди. Потом он прижался своим лбом к моему.
Временами я задумываюсь: что бы произошло, если бы я сказала «нет»? Но он приник ко мне, обнял рукой за плечи; наши головы соприкасались, а мысли унеслись куда-то очень далеко. Он был великолепен и обращался со мной, будто я ему принадлежала. То, что стоял невыносимый холод, всю меня парализовал страх и в горле словно горел бензин, значения не имело. Важно одно: он выбрал меня.
Меня!
И я сказала «да».
А какая девушка не сказала бы?
— Боже! — Гвинет лежала на скамейке; пышные волны ее золотистых волос касались дерева, покрытого пятнами тени. Здесь, под смоковницами, было одно из самых желанных мест для обеденного перерыва. — Это никогда не кончится! Я останусь в ловушке до конца жизни.
— Можно не ходить на пятый урок. — Я крепко обхватила свои голые коленки. Под ними ощущалась приятная тяжесть школьной сумки — способ избавиться от неприличного желания проникнуть на бал в юбке. Сдвоенные струпья — следствие катания на роликах — были грубо залеплены кусочками пластыря. Быстрым боковым движением колена я сдвинула вверх свои очки. — Домашнее задание у меня сделано. Так что мы сможем появиться там в удобное время.
— Но я должна переодеться. — Голубые глаза-васильки поморгали. Вытянув руку, она оглядела свой французский маникюр. — И я не могу идти вот с этим.
— Школьница всегда с этим.
Кроме того, у меня нет ничего, во что можно переодеться. Я изо всех сил старалась не пресмыкаться. Но иногда мне приходилось уговаривать Гвин сделать даже то, чего она хотела сама.
— С извращениями. — Она снова вытянула руку. — Давай прокосим и четвертый. У тебя ведь и это домашнее задание тоже выполнено, верно?
Она имела в виду: есть ли у меня что-нибудь, что мы могли бы сдать обе? Было. Однако существовала одна проблема.
— Сегодня опрос.
Я сгорбилась, плечи превратились в острые выступы. Тень — это хорошо. Ветер, налетавший со стороны поля для игры в лакросс [1] , приносил острый запах воды из поливальной установки, насыщенной химическими удобрениями. Молли Фенуик, Триша Брент и вся честная компания сидели на освещенных солнцем скамейках, сняв куртки и настолько расстегнув блузки с круглыми отложными воротниками, что обнаженная часть тела выглядела вызывающе. Митци Холленвейдер что-то рассказывала, а слушатели оживленно жестикулировали и выкрикивали фразы типа «Боже мой!», совершенно не задумываясь о том, слышат ли их высказывания преподаватели.
Украшенная вышивкой эмблема на моей куртке царапнула меня, когда я потерлась подбородком о неповрежденную часть правого колена. Шпильки, удерживающие сзади туго закрученные волосы, вызывали боль. Одно из правил Сент-Криспина: каждая пуговка застегнута, выбившийся волосок приглажен. Локонам Гвин подходило такое обращение: они послушно укладывались именно так, как она хотела. А мои всклокоченные темные лохмы всегда находили способ вырваться на волю, что бы я ни применяла для их укрощения. И я всегда уходила бы домой с замечаниями по этому поводу, если бы не умела расположить к себе преподавателей.
Я им нравилась. Взрослые обычно любят меня.
— Черт побери! — Она опять потянулась. — Значит, мы проходим опрос и сваливаем, так?
— Ловко.
Оно так и было. Брат Боб — он хотел, чтобы его так называли, — притворялся, что не любит мальчишек. Большая игра: он сделал соответствующее заявление директрисе и епископу, которые принимали все важные решения. По слухам, он застрял в женской школе, потому что ему нравились свойства других детей. Как раз мальчиков. Другой католической плоти.
Вы можете подумать, что у нас было о чем посудачить с Братом Бобом. Но он «работал» полицейским осведомителем, и его стремление усвоить максимальное количество сленга роли не играло.
— Хорошо. Что будем делать? — Она уже начала беспокоиться.
— Что-нибудь придумаем. Мы же всегда находим выход. — Ветер шевелил мои волосы, скользил по коленям. — Вероятно, нам повезет.
Раздался звонок: второй завтрак подошел к концу и свобода закончилась. Все зашевелились. Митци, поглядывая на нас, завершила свой рассказ. Ей всегда хотелось ходить на четвертый урок вместе с Гвин. И момент реализации этого желания, возможно, приближался, поскольку я очень долго — начиная со второго класса — считалась лучшей подругой Гвин. Это становилось утомительным, и Митци предвкушала, как она переманит ее в свою многочисленную компанию. Если сумеет избавиться от меня.
Гвин встала на ноги с таким стоном, будто прожила на свете не шестнадцать лет, а все сорок. Колени у нее были гладкими, волосы легли на место после нескольких энергичных движений головой, и теперь она балансировала на одной ноге, а другую поставила на скамейку, чтобы смахнуть воображаемую пыль со своих блестящих туфелек «Мэри Джейнс» [2] . Они всегда были отполированы.
Я приподнялась со скамейки и почувствовала в животе что-то вроде судороги. Гвин схватила свой пакет для завтраков и туго его свернула. А там еще оставалась половина сэндвича.
— Мы придумаем что-нибудь, — повторила я.
— Гвинет! — окликнула ее Митци. — Эй, Гвинет!
— Боже! — полушепотом произнесла Гвин. — Ее голос сверлит мне мозг. — Постережешь мое место на четвертом, ладно?
Можно подумать, кто-то другой захочет сесть рядом со мной.
— Конечно. Приятного развлечения.
— Да, хорошо. Пойду узнаю, что надо этой чувихе.
Одарив меня широкой хитроватой улыбкой, Гвин вышла на освещенное солнцем пространство. Ее волосы поймали свет и заблестели; длинные, стройные ноги вышагивали танцующей походкой. При этом она размахивала взад-вперед сумкой. Я вздохнула и чуть не свалилась, попытавшись встать со скамейки. Слава богу, юбка не задралась! Когда я стала приводить в порядок учебники в сумке, снова почувствовала судорогу — на этот раз в боку.
В Сент-Криспине регламентируются даже виды школьных сумок, которые можно покупать. Правда, тем, кто вроде меня получает стипендию, при покупке делают большие скидки. Недостаточные, конечно, но все же.
Отвратительно высокие звуки голоса Митци по-прежнему били по ушам. Я взглянула в ее направлении, натягивая на себя блейзер. Как это понять: мы находимся в солнечной Калифорнии, а они заставляют нас носить одежду из шерстяных тканей?!
Солнце освещало шумную ватагу хохочущих девиц, оттуда доносился визгливый и гнусавый смех. Однако я была уверена, что Гвин смеялась не вместе с ними, а над ними. Повесив на плечо сумку, я отправилась на четвертый урок и оглянулась всего один раз. Гвин стояла там, как и все остальные, под лучами солнца, высвечивавшего их лоснящиеся волосы, холеную кожу, сверкающие искорки золотых украшений — шариков, колечек, изготовленных, разумеется, из чистого золота, как рекомендовано в Сент-Криспине.
