Пауль Локамп - Есть время жить

Если бы не чугунная печка, стоявшая около самого окна, и картонная коробка с дровами, то ничего необычного в этой комнате не было. Разве что здоровенный сибирский кот, усевшийся у самой печки, с удовольствием ловил остатки тепла. Можно было бы предположить, что это и есть хозяин квартиры, которому просто лень подняться, чтобы подбросить дров в почти погасший огонь. За окном сгущались сумерки, и декабрьская метель швыряла снег на окна, забранные снаружи железными, грубо сваренными решётками. Но вот кот оглянулся, потянулся всем телом и, задрав пушистый хвост, не спеша направился к входной двери. Еще через пару минут щёлкнули замки, и в квартиру, тяжело ступая, вошел человек, от которого пахнуло морозом и трубочным табаком. Тщательно заперев за собой дверь, он опустил на пол тяжёлый рюкзак.

– Ну что, кот, не было у нас гостей? Вижу, что не было, ты молодец, настоящий охранник, – мужчина присел на стул, стоявший здесь же, в прихожей, и, расстёгивая куртку, устало оперся на стену. – Сейчас посижу немного и будем ужинать, печку натопим…

Этот уставший, немного замёрзший мужчина – я. Обычный живой человек. Странно звучит фраза: «обычный и живой»? Что поделать, с некоторых пор эти слова приобрели особый смысл. Почему? Для этого мне придется рассказать всё, с самого начала. Вы готовы меня выслушать?

Т-та-та-тах! Шестнадцать выстрелов раскатились в частую дробь, громыхнули металлом упавших попперов[1] и ушли звонким эхом в весеннее небо. Глухо скользнул на землю выпавший магазин, пистолет щелкнул, принимая новый, и выстрелы повторили только что утихшее стаккато. Отстреляв два магазина, стрелок разрядил пистолет, снял наушники и повернулся к стоявшему позади него человеку:

– Привет, Мартинас.

– Привет. Что-то ты рано, Робби, вроде поспать любишь. Или бессонница замучила?

– Дела, боярин, дела.

– Разве что дела. Вряд ли ты просто так, чтобы пострелять, из Каунаса поедешь…

Человек, только что закончивший стрелять – это я, Роберт Берг. Мне тридцать семь лет, я рекламист по профессии и стрелок IPSC[2] в свободное время. Больших спортивных достижений у меня нет – это скорее увлечение, чем спорт. И еще хороший повод провести время в компании людей, которые не будут испуганно хлопать глазами при виде оружия. Вот вы улыбаетесь, а таких очень много, поверьте. Слава Богу, среди моих знакомых таких нет.

Этот невысокий, похожий на колобка улыбчивый мужчина – Мартинас, мой коллега по спорту и управляющий этим тиром. Он прав, я ненавижу рано вставать, и если бы не дела – ни за что бы не поехал в тир, за сто километров от дома. Тем более сегодня.

– Кофе будешь? – Мартинас отбросил ногой гильзу и потянулся.

– Конечно, – убирая запасные магазины в сумку, ответил я, – обязательно буду.

Воробей осторожно подобрался к упавшему кусочку пончика и, наклонив голову, посмотрел на меня: «Тут у вас что-то ненужное упало, я возьму, если вы ничего не имеете против»… Чирикнув, осторожно схватил добычу и стремительно рванул куда-то вверх, под крышу здания.

Я стоял в зале ожидания Вильнюсского аэропорта и, прихлёбывая кофе из пластмассового стаканчика, ждал рейса из Москвы, которым прилетал мой коллега по рекламному бизнесу, Айвар. Бизнес – это слишком громко сказано – на двоих у нас была небольшая рекламная агентура, которая в последнее время усиленно боролась с набиравшим обороты кризисом, клиентами-должниками и просто весенней хандрой. Кроме нас двоих, в конторе трудилось еще человек девять, если считать секретаря-администратора, которая уже полгода сидела в декретном отпуске. День, как говорится, не задался с самого вечера, причем ещё с позавчерашнего. Типография тормозила с выполнением заказов, клиенты обрывали телефон и ненавязчиво, как бы между прочим, интересовались – увидят ли они свою рекламную продукцию до наступления осенних холодов… Странно развивается этот кем-то придуманный кризис. Народ вроде бы быстрее должен работать, а получается наоборот – работают медленнее, оправдывая свою заторможенность трудностями времени. Крутились бы быстрее – кризиса бы не было.

На большом экране, висящем в холле, рядом с надписью «Москва-Вильнюс» появилось «опаздывает на 15 минут»; то же самое по трансляции продублировал приятный женский голос. Я, мысленно плюнув: «и тут тормозят, сволочи», пошел к выходу на перекур, по пути отправив стаканчик с кофе в ближайшую урну. У входа, как обычно в аэропортах и на вокзалах, толпился народ – с чемоданами и без, отъезжающие и провожающие, встречающие и только что прилетевшие соотечественники. Не помню, кто-то из древних сказал умную вещь: «В разлуке три четверти горя берет себе остающийся, уходящий уносит всего одну четверть» – вон у женщины глаза на мокром месте, наверняка мужа на чужбину отправляет за длинным рублем. То есть за каким, пардон, рублем – евро. Или долларом, но это смотря куда товарищ ехать намылился. Как бы там ни было, в последнее время из Литвы народ массово рвёт когти. А что здесь ловить? Нечего. Безработица растёт, как на дрожжах, политики, прикрываясь обещаниями, разворовывают еще не разворованное, а в свободное время выпрашивают кредиты у Евросоюза. Интересно, а кто их возвращать будет? Загадка, в общем-то, детская – налогоплательщики, кто же ещё. Как говаривал Остап Бендер: «Грустно, девушки».

К концу второй выкуренной сигареты и моего терпения наконец-то объявили посадку московского рейса. Еще пятнадцать минут ожидания, и мой коллега выпорхнул из дверей таможенного зала – если можно сказать «выпорхнул» о человеке ростом в метр девяносто пять и весом под сто двадцать килограммов.

– Прикинь, Робби, какой дурдом! Из Москвы еле-еле вылетели, а прилетев, тут полчаса кружили, посадку не давали, я уже подумал – нас в Ригу отправят. Чашку кофе для меня, конечно, не купил? – размахивая огромной сумкой, как барсеткой, выпалил Айвар.

В этом он весь. Мой коллега по работе и друг ещё со студенческих времен. Слегка бесцеремонный сорокалетний мужчина с грацией медведя и упрямством осла. Несмотря на все эти «сомнительные» достоинства, это человек, на которого можно положиться в любой ситуации и в любое время суток. Если ему позвонить в три часа ночи и попросить приехать за вами из Каунаса в Вильнюс, он усмехнётся и спросит: «Она хоть красивая была?». Ругаться, конечно, будет, что разбудили среди ночи, но без злобы, скорее так, для порядка. Самая положительная черта – никогда не унывает, не был бы Овен по гороскопу. Грустным я его видел всего один раз, и то тогда, когда по ошибке бухнул ему в кофе две ложки соли. Искусство и он, по его собственным словам, вещи совершенно несовместимые, что не мешает ему заниматься рекламным делом. Правда, если мы с дизайнерами будем спорить до хрипоты, обсуждая новый проект, он, глядя на нас, ухмыльнётся, пожмёт плечами и спокойно отправится соблазнять соседскую секретаршу.