Подобного наглого вмешательства в личную жизнь он не ждал и соврал первое, что пришло в голову:
– Да я уже нанял строителей, аванс заплатил. Придут и все сделают.
– А вот это напрасно, – отрезал особист. – Ты знаешь этих строителей? Кто они, с кем связаны?.. Придут, напихают тебе закладок в стены и станут слушать. Думаешь, случайно в командирском доме квартиру дали? И еще надо мной?..
После сегодняшних инструктажей Шабанов уже ничему не удивлялся и все допускал. Тем более логика у Заховая была складная…
– Никаких строителей. Мои девки сделают. Давай запасные ключи, и дело с концом.
– Я заплачу! – нашелся Герман, отдавая ключи. И тут же решил для себя: если откажется от денег – значит, это грубое, неприкрытое сватовство. Последние года три с женитьбой его бодали все, от родителей до командиров, и Шабанов к подобным уловкам давно привык и отработал манеру поведения для каждого отдельного случая.
– Разумеется, заплатишь, – просто отозвался Заховай, пряча ключи. – Нынче бесплатный сыр только в мышеловке… Знаешь, каково трех женщин содержать?
– Трех?..
– Жена тоже не работает…
– Не позавидуешь! – с удовольствием согласился Шабанов, наливая чай. – Я тут хотел новоселье устроить на праздники – Ужнин запретил…
– И правильно запретил… Ждем команды. – Заховай не комплексовал, начал молотить хлеб с колбасой, словно не из дома пришел. Вдруг его стало жаль: скорее всего, содержа трех женщин, он сам недоедал и все время чувствовал голод, даже после ужина…
Сосед дожевал последний бутерброд, обжигаясь, выпил чай и загундосил:
– Ждем команды… МИД чего-то трясется насчет коридоров… В принципе на такой машине они тебе не нужны, но мало ли что, первый пробный шар… Через Монголию, сразу скажу, пойдешь темным, легко… Есть проблемы с воздушным пространством Китая… Что-то почуяли наши братья, мудрят… Будь осторожен, особенно над пустынными районами… Пустыня, она и есть пустыня… Только с включенной «принцессой». Конечно, показывать ее возможности нам не выгодно, а что делать? Надо пробовать…
– А почему бы не махнуть через Киргизию и Таджикистан? Все-таки бывшие республики. И напрямую, в обход мудрых наших братьев…
Заховай мгновенно насторожился.
– Не понял…
– Там же дырка есть. Махнуть через узкую полоску Пакистана – пять секунд…
– Куда махнуть-то?..
– В Индию.
У Шабанова было странное чувство к нему – как у ребенка к чужой кошке: хотелось и приласкать, пожалеть ее, и одновременно стукнуть. Особист тяжело помолчал, глядя на пустую чашку, прогнусавил:
– Афанасий Никитин нашелся, в Индию…
– Между прочим, он мой земляк!
– Говори сразу, откуда информация?
– Из первых рук.
– Значит, представитель Главного конструктора, – тотчас определил Заховай. – Через них все утечки… Ну как работать с такими людьми? Если не прямое предательство и измена, то обыкновенная болтовня! Распустились – дальше некуда! Языки отрежу!
– Так почему бы не через дырку? Насколько знаю, там всегда перегоняли…
– Много знаешь!.. Было, гоняли. А теперь заправок не дают, да и вообще садиться там опасно, не выпустят… Грабят же повсюду!.. Китайцы хитрят, но у них другие способы…
– Жить становится интересно, – заключил Шабанов. – Появляется возможность выбора.
– Какого выбора? – сосед заговорил несекретным тоном. – Это ты про что?
– Ну, например, выбора маршрута. Ужнин сегодня положил целых три пакета!.. А когда тебя гоняют по одному и тому же, становится тоскливо. Нет вариантов. А даже у витязя на распутье в стародавние времена их было несколько. Налево пойдешь, направо пойдешь…
Такие разговоры особист или не понимал, или они надоели ему в женском обществе.
– Начинается! – встал недовольно и подался к двери. – Выбор, варианты… Меня дома бабы забодали!.. Тебе надо сейчас о другом думать. Между прочим, и о семье тоже. Чтоб жить стало интересно без вариантов…
Наверное, в этом была своя суконная философия собственного внутреннего принуждения: взвалил на себя воз и тяни его до смерти, однако Шабанова она не прельщала.
– А в праздники сиди дома, – добавил он с порога. – Поднять могут в любой момент.
До третьего мая Герман и в самом деле просидел безвылазно, и сосед снизу тоже отлучался на час-два в штаб, и все остальное время сторожил комэска и блюл его девственность. Ночью, когда Шабанов от скуки ободрал одну комнату и пошел выносить старые обои в мусорный бак, Заховай тоже появился в тапочках и с ведром – должно быть, получил приказ до вылета исключить все контакты пилота с внешним миром. Однако третьего утром он умчался куда-то как по тревоге, и Герман немедленно оказался на улице. Мысль, конечно, была одна – заскочить на почту, где Магуль заступила на дежурство, и посмотреть на нее после письма: может, под воздействием его откровений растает, разломается эта женская восточная невозмутимость и непроницаемость, и чувства возникнут на белом, бесстрастном лице?
Самый короткий путь был через закрытый детский сад и ППН – Парк Последней Надежды за гарнизонным Домом офицеров, куда загулявшие вояки, а равно одинокие барышни ходили искать друг друга, чтобы хотя на одну ночь ощутить прикосновение счастья. Городок уже нагулялся за два дня и теперь отдыхал, несмотря на благодатную, солнечную погоду и запах зеленой жизни, с треском выдирающийся из тополевых почек. В парке было пусто и тихо, так что резкий окрик за спиной прозвучал как выстрел.
Все три брата были одеты одинаково и празднично – в длиннополые белые плащи и такие же шляпы, у старшего, Якуба, на шее висел длинный и тоже белый шарф. Стояли полукругом и вроде бы даже улыбались, только не понять, радостно или цинично.
– Ты дал слово мужчины – взять сестру, – сказал старший. – Почему не берешь?
Шабанов точно помнил, что жениться не обещал и слово мужчины давал не приводить больше к себе в дом девушку Магуль, дабы не нарушать национальных обычаев Кавказа. Но оправдываться или разбираться, кто и как понял друг друга, было бы сейчас не к месту, да и глупо; братья-абхазы подкараулили его не для того, чтобы выслушивать детский лепет.
– По праздникам претензий не принимаю, – не менее цинично ухмыльнулся он. – Завтра и в письменном виде.
Средний, Рудик, не спеша достал нож, оттянул длинный рукав плаща и поиграл сверкающим на солнце лезвием.
– Рэзать будем сегодня – не завтра. У нас каждый дэнь – праздник. Каждый дэнь рэжем.
– Рэзать потом! – заметил Якуб. – Сначала сделаем обрэзание! Ты знаешь, что такое – обрэзание?
– А ху-ху не хо-хо? – спросил Шабанов. – Нихт ферштеен? Не понял, да?
Самый хлипкий из них был старший – девичья фигура, соплей перешибешь, но командовал тут он и держался соответственно. Якуб и младший переглянулись, этот язык был понятен без перевода – будут мочить и ждать тут нечего.
