— И это означает одно, — произнес старик. — Я должен загипнотизировать себя, взирая на бога; загипнотизировать себя и достичь такого состояния, когда моя душа войдет в его тело и откроет путь.
Идея не столь уж исключительная. Йоги верят, что в своих трансах обретают единение с божеством; состояние самогипноза является религиозной манифестацией, знакомой всем народам. Месмеризм — научная истина; истина, известная и практиковавшаяся за тысячи лет до появления психологии как упорядоченной науки. Наши жрецы, очевидно, воспользовались этим принципом. Итак, я должен загипнотизировать себя и перенести свою душу или сознание в статую. И тогда я смогу открыть путь к гробнице!
— Но что с проклятием?! — выдохнул Питер, обретя наконец дар речи. — Там говорилось о проклятии, которое настигнет неверящих — и о том, что бог Анубис не только открывает, но и охраняет пути. Что ты скажешь об этом?
— Чистейший вздор! — с убежденностью фанатика отрезал сэр Рональд. — Это было вставлено с целью отпугнуть грабителей могил. В любом случае, я обязан рискнуть. Ты должен просто ждать. Когда я войду в транс, статуя сдвинется и откроется проход к усыпальнице. Немедленно входи. После хорошенько потрясешь меня, чтобы вывести из комы, и все будет в порядке.
Слова отца прозвучали так властно, что противиться было немыслимо. Питер послушно поднял фонарь и застыл в молчании, направляя лучи на лик Анубиса. Его отец вперил взгляд в шакальи глаза — глаза, чей каменный взор так смутил их намеком на тайную жизнь.
То была ужасная картина: два человека и двенадцатифутовый бог стояли друг против друга в черном склепе глубоко под землей.
Губы сэра Рональда тихо шептали обрывки древнеегипетских молитв.
Он не сводил глаз со светового нимба, окружившего собачий лоб. Постепенно его взгляд остекленел, веки больше не смыкались, зрачки загорелись странным сумрачным огнем. Все тело расслабилось и осело прямо на глазах, словно некий вампир высосал из него последние капли жизни.
Затем, к ужасу Питера, по лицу отца разлилась бледность, и он беззвучно опустился на каменный пол; взгляд сэра Рональда, однако, был все так же прикован к глазам идола. Левую руку Питера, державшую фонарь, сжал спазм безграничного страха. Минута за минутой мчались в тишине. Время не имело никакого значения в царстве смерти.
Все мысли покинули Питера. Он часто видел, как отец занимался самогипнозом с помощью светильников и зеркал, и знал, что для искусного адепта эта практика была совершенно безопасна. Но на сей раз все было иначе. Удастся ли отцу проникнуть в тело египетского бога? И если так — чем может грозить проклятие? Эти два вопроса тоненькими голосками звенели где-то в его сознании, но их затмевал непреодолимый страх.
Страх взметнулся безумным крещендо, едва Питер заметил превращение. Глаза отца вдруг замерцали, как умирающие огни, и сознание покинуло их. Но глаза бога — глаза Анубиса больше не были каменными!
Циклопическая статуя ожила!
Сэр Рональд был прав. Ему удалось это сделать — посредством гипноза он перенес свое сознание в тело идола. Внезапное подозрение молнией пронеслось в голове Питера, и он ахнул. Теория отца оказалась верна, он это видел, но что дальше? Ведь сэр Рональд уверял, что его душа, проникнув в каменное тело, велит статуе открыть проход. Но ничего не происходило. Что пошло не так?
Питер в панике наклонился и ощупал тело отца. Оно было обмякшим, старым, безжизненным. Сэр Рональд был мертв!
Питер невольно вспомнил загадочное предостережение свитка:
«Берегись же, ибо неверящие умрут. Минуют они Бога Анубиса, но ведает он все и не позволит им возвратиться в мир людей. Ибо необычаен образ Анубиса, и живет в нем тайная душа».
Тайная душа! Ужас стучал в висках Питера. Он поднял фонарь и вновь заглянул в лицо бога. И снова увидел на каменной, оскаленной маске Анубиса живые глаза!
Они блестели животной злобой, хитроумием и пороком. И Питер, увидав это, впал в бешенство. Он ни о чем не думал — не мог думать — и помнил лишь одно: отец был мертв, а эта статуя каким-то образом убила его и ожила.
И Питер Бартон с хриплым воплем ринулся вперед и принялся в тщетной ярости молотить статую кулаками. Пальцы с кровоточащими, ободранными костяшками цеплялись за холодные ноги, но Анубис не шевелился, и только в глазах его по-прежнему теплилась ужасная жизнь.
В бреду, то изрыгая проклятия, то бессвязно бормоча страдальческим голосом, Питер стал карабкаться наверх, к издевательскому лику. Он должен был узнать, что скрывается за этим взглядом, увидеть эту сущность и уничтожить ее противоестественную жизнь. Взбираясь вверх, он рыдал и в муках твердил имя отца.
Он не знал, сколько времени отнял подъем; последние минуты слились в красное пятно кошмара. Он пришел в себя и понял, что сжимает руками шею статуи, упираясь ногами в каменный живот. Он висел на статуе и смотрел в ее ужасные живые глаза.
И в этот миг лик идола обрел внезапную жуткую жизнь; пасть оскалилась глумливой темной пещерой, и Анубис обнажил клыки, напоенные ужасающей неутолимой жаждой.
Руки бога сокрушили Питера в каменном объятии; когтистые пальцы сомкнулись на его дрожащем, напряженном горле; зачернела зияющая пасть, и каменные зубы впились шакальей хваткой в его шею. И Питер встретил свой конец — но в этот миг последнего откровения гибель была для него желанной.
Местные жители нашли обескровленное и раздавленное тело Питера у ног идола; он лежал перед статуей, как лежали жертвы в былые эпохи. Рядом лежал его отец. Он был мертв, как и сын.
Нашедшие их не задержались надолго в запретной, забытой твердыне древнего склепа; не пытались они и проникнуть в гробницу. Вместо этого они вновь завалили песком дверь и возвратились домой. Там они сообщили, что старый и молодой эффенди покончили с собой — что и неудивительно, поскольку ни к какому иному заключению они прийти не могли. Статуя Анубиса вновь мирно стояла во мраке, охраняя темные секреты и таинственные подземелья усыпальницы, и в ее глазах не было ни признака жизни.
И потому ни единая душа не ведает то, что узнал Питер перед смертью, и никто не знает, что он, уходя в смерть, поднял глаза и узрел истину, сделавшую эту смерть желанным избавлением.
Ибо Питер узнал, что оживило тело бога; понял, что жило в статуе искаженной и жуткой жизнью и поневоле стало его убийцей. Умирая, он наконец заглянул в живое каменное лицо Анубиса — живой каменный лик с исполненными мукой глазами отца.
